ГУМАНИТАРИЙ В РОССИИ И ЕВРОПЕ: МОЯ ТВОЯ НЕ ПОНИМАЕТ

Зачем нужно гуманитарное знание в предельно технологизированном мире? Зачем нужны гуманитарии и кто они такие? Ответам на эти вопросы была посвящена публичная лекция, прочитанная доктором филологических наук, ведущим научным сотрудником Пушкинского Дома — и с 2001 года приглашенным профессором университета г. Констанц (Германия) Константином Анатольевичем Богдановым.

Оказывается, в слово «гуманитарий» вкладываются совершенно разные понятия в западной и русской традиции. В Европе понятие «гуманитарное» так или иначе отсылает к античной литературе и культуре, к знанию классических, так называемых «мертвых» языков. Это до сих подогревает западное образование: учить «ненужные» языки и исследовать мало кому известные вещи — труд нелегкий, и если ты можешь его совершить — это говорит о неординарных умственных способностях. А потому от западного «гуманитария» ожидают проектных решений в ситуации неопределенности и точной экспертизы в вопросах науки и культуры.

Наше представление о гуманитариях резко отличается от западного и было сформировано демократами XIX века (Белинским, Чернышевским, Некрасовым). В России «гуманитарное» наделили «человеколюбием», а гуманитария — обязанностью страдать при виде человеческих страданий. В соответствии с известной формулой «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», в русской традиции от ученого ждут социальной пользы (Некрасов о Белинском: «Ты нас гуманно мыслить научил»). В этом контексте появилось и слово «интеллигент», считающееся у нас синонимом слова «гуманитарий» и означающее критически мыслящую личность. В западном понимании русская интеллигенция именно не гуманитарна, поскольку представляет собой ту самую историческую группу, которая ратовала за отказ от классического образования, за изгнание из учебных планов гимназий «никому ненужных» древнегреческого и латыни. Что и было сделано после революции.

Как показывает исторический опыт, «интеллигент» (т.е. человек, рассуждающий на любую тему, не имеющий при этом специального знания) расцветает в разбалансированном обществе, где нет схем социального взаимодействия. Гуманитарий в этом смысле — нечто прямо противоположное: он обладает экспертным знанием, которое может понадобиться в системе структурного взаимодействия. Лектор К.А. Богданов призвал придать слову гуманитарий именно этот общеевропейский смысл. И отметил, что только то общество стабильное, где учат «ненужным» вещам.

Наш корр.

В СКОБКАХ

  • В европейских конституциях нет «права на труд» или «права на отдых». А есть право на достойную жизнь. И это тоже имеет отношение к понятию гуманности...
  • Советское время переосмыслило гуманизм по-своему. М. Горький: «Советский гуманизм требует не любви, а ненависти».

    В то же время, именно при Сталине (в 40-х) в университеты вернули изучение классических языков. Это говорит о том, что культура и общество заявляли себя как стабильные.
  • В пользу принятого в России базового образования (а не курсов по выбору) Богданов привел такой пример: после чтения в университете Констанца спецкурса по истории, в котором говорилось о бунте на Сенатской площади, к лектору подошла немецкая студентка и спросила: «Извините, я не успела записать: это было до революции или после?» Получается, что западные студенты знают детали событий, но не видят полной картины происходящего.
  • Согласно русскому представлению, «гуманитария» можно выявить даже с помощью психологических тестов. Ниже приведен один из них, околонаучный. Тест определяет гуманитария как человека, склонного скорее к букве, чем к цифре. Если ваш ребенок читает сначала цифры, то он «технарь». А если видит букву «B», складывающуюся из 1 и 3, то он — гуманитарий.
  • Достаточно много внимания К.А. Богданов уделил сравнению русской и европейской культур. В частности, основным качеством русских немцы считают «долготерпение». Западу непонятно российское упование на конкретного человека — там уповают на отлаженный социальный механизм. В качестве иллюстрации Богданов показал слайды с московской выставки «Дети рисуют Путина» — выставки интересной и трогательной, но возможной именно в контексте «интимизации власти и инфантилизации общества».