Кино в разрезе

В кино ходила Анна МЕРЗЛЯКОВА, ИФиЯК

Новые поиски Бога

Интерес отечественного кино к личности Ивана Грозного традиционен и понятен: в стране любят злодеев и тиранов, любят спорить о патриотизме и «сильной» властной руке даже в период мнимой демократии. Андрей Эшпай снимает телесериал «Царь Иоанн Грозный», Борис Лизнёв – «Царское дело». А Павел Лунгин, после успешного «Острова», всерьёз заговорившего в кино о православных ценностях, снял «Царя». И, кажется, режиссёр предлагает зрителю не просто драму-биографию, а некий манифест веры в форме исторической фрески.

1566 год. Духовно больной Иван Грозный со слугами-опричниками бесчинствует, заливая страну кровью и отправляя на плаху неугодных людей. Нуждаясь в духовном наставнике, Грозный вызывает в Москву настоятеля Соловецкого монастыря Филиппа Колычева в надежде, что друг детства оправдает дьявольские деяния и поможет справиться с голодом и войной. Вот здесь и открывается конфликт, в котором духовная власть окажется бессильной в попытке изменить природу тирании. Но останется сильнее в своём выборе веры. Филипп (последняя роль Олега Янковского) в «Царе» – самый сильный персонаж с дисциплинирующей верой, моралью и нравственностью. Грозный же (Пётр Мамонов) в своей фанатичной, параноидальной вере в собственную богоизбранность выглядит слабым и беспомощным ребёнком, и молящимся, и казнящим из прихоти. А вся Русь – и вовсе иррациональная вера, олицетворяет которую в фильме маленькая девочка, каждый раз прикрывающаяся от беды иконой Божьей Матери. Лунгин очень чётко соотносит эту историческую модель с современностью, где-то между кадрами проговаривая, что люди должны прийти от суеверий и молитвы, произносимой из страха, к тому истинному, что заложено в православии. Открытая духовность фильма – вот что отличает «Царя» Лунгина, притягивающего выразительностью и аскетичностью в кадре. В фильме нет ни безвкусицы костюмного кино, ни драматического пафоса. «Царь» – сильное высказывание в кинематографе последних десятилетий, казалось, уже давно разучившегося всерьёз говорить о власти и вере.

«Книга мастеров»: и смех, и грех

Властная каменная княжна в русском кокошнике много лет мечтает вырваться из башенного заточения и с помощью колдовских чар захватить мир. По прeданию, это произойдёт, как только Мастер сможет превратить «бел-горюч камень Алатырь» в прекрасный цветок. По воле судьбы (или по нелепому случаю) Мастером становится непутёвый, но симпатичный Иван. Юноша или погубит мир, построгав злосчастный Алатырь, или сможет одолеть каменную княжну и спасти возлюбленную Катю, ведьму со школьными косицами. То ли сказка, то ли шутка, то ли страшный сон.

Сказочная нелепица сотворена усилиями русских «киномастеров» (режиссёр Вадим Соколовский) и заморских молодцев из Walt Disney Pictures. Видимо, иностранцы решили воззвать к нашим ностальгическим рефлексам, взяв за основу наследие уральского фольклора, где сразу узнаваемы мотивы «Хозяйки медной горы» Бажова. А говорящая голова Валентина Гафта в волшебном зеркальце – это уже из «Спящей красавицы». Но создатели решили размахнуться и добавили не самые качественные спецэффекты и войско ардаров – заколдованных воинов в чёрном. Кажется, здесь запрятался «Властелин колец». «Книга» получилась более чем странной. Напомаженный Иван, которого сыграл студент Саратовской консерватории Максим Локтионов, по-ученически старается изобразить из своего героя то дурака, то принца. Его диалоги с Катей (Мария Андреева) попахивают второсортным сериалом, а сцены в избушке Бабы-яги (Лия Ахеджакова) и вовсе вышли театральными. Выходит не фильм, а винегрет, непонятно, зачем и для кого сделанный. Русский зритель давно уже привык к европейской модели сказки, будь то «Гарри Поттер» или «Властелин колец», где нет театрализованных форм игры, наивного манипулирования зрителем и расползающейся по швам режиссуры. Поэтому «Книга мастеров», сделанная по советскому образцу с примесью заморских «фишек», проигрывает по всем статьям, оставляя зрителя с единственным вопросом в голове: «что это было?»

Похожие материалы