Это был мой первый спектакль. Я никогда больше не видел, чтобы люди так живо реагировали на мою игру и так меня хвалили и принимали. Всего два месяца назад я устроился работать в театр и тут же получил одну из эпизодических ролей в ближайшем премьерном спектакле. Я должен был играть современного молодого человека, студента, живущего в чужом городе, – вечно не выспавшегося и вечно голодного.

В премьерный день в театре, как обычно, было суетливо и шумно. Все актрисы последний раз оглядывали платья друг друга, декораторы оформляли сцену, добавляя последние штрихи, а режиссер давал последние указания актерам. Я бродил по холлу, оглядывая портреты наших «сторожил», и заметно волновался.

Я появлялся на сцене только во второй половине спектакля. Я даже не заметил, как прошли первые полтора часа, и мне пора уже было выходить на сцену. После непродолжительного антракта свет в зале потух, раздались аплодисменты, и занавес раздвинулся. Стали видны декорации: сбоку стоял диван, а посередине сцены красовался огромный стол. Он был пуст, если не считать тарелку, на которой лежал лимон, прикрытый салфеткой. Это была моя квартира.

В одной из сцен я должен был читать монолог про сложную судьбу своего героя, о том, что мне, бедному студенту, нечего есть, и единственное, что у меня осталось – этот ярко желтый лимон. Режиссер обещал заменить его апельсином, поэтому я был спокоен и никогда не репетировал сцену съедания фрукта.

Когда я дочитывал внутренний монолог героя – «ничего не поделаешь, придется есть лимон» - я смахнул салфетку и увидел, что на тарелке лежит большущий, ядовито-желтый лимон, который я должен был тут же съесть. Не подавая виду, я начал пятиться к занавесу, иногда бросая красноречивые взгляды за сцену, но никто и не думал мне помогать. Я начал медленно очищать фрукт и из-за толстой кожи лимона обломал все ногти, пока еле-еле очистил его от кожуры. Я, как мог, оттягивал этот момент, перебирал лимон в руках, вертел, пытаясь разделить его на дольки. Но время шло, и мне было уже нечего говорить, поэтому я резко откусил половину лимона и замер.

Зал охнул. Я видел, как один человек на первом ряду нервно мнет в руках программку.

Я тем временем боялся даже шевелить зубами, потому что лимон был очень кислым и противным на вкус. У меня был полный рот обжигающей мякоти, губы начали гореть, а сок стекал уже по подбородку. Начали слезиться глаза, я еле дышал, но всё равно нервно глотал откушенную половину.

Зал не стал дожидаться второй, и бурно зааплодировал.

Я с тех пор больше не ел лимон на сцене, но и никогда не видел, чтобы посреди спектакля хлопали стоя.