Признание

В СФУ в этом году впервые учреждена премия «За педагогическое мастерство». Она присуждается преподавателям университета, как правило, работающим на невыпускающих кафедрах, постоянно совершенствующим своё педагогическое мастерство, использующим в образовательном процессе современные информационные технологии и пользующимся несомненным авторитетом у студентов. Размер премии — 24 тысячи рублей. Формирование премиального фонда стало возможно благодаря доходу, полученному от управления средствами, составляющими эндаумент-фонд СФУ.

Лауреаты премии-2012

Институт космических и информационных технологий: Б. Гульнова, И.Космидис,
Г. Михальченко, И. Федотова.
Институт фундаментальной подготовки: В.Гурков, М. Завьялов, В. Игнатова,
З. Кормухина, Е. Лученкова, А.Машукова, В. Осипов, Н. Рыбакова, Л. Сухов, И. Шевелева.
Институт филологии и языковой коммуникации: Т. Ступина, Е. Чебан.

Портрет одного из лауреатов

«Иногда на лекции и пошутить приходится, когда вижу, что ребята уже устали, потому что объём информации большой, и математика — не лёгкий материал для восприятия»… Старший преподаватель кафедры прикладной математики и компьютерной безопасности Института космических и информационных технологий Белла Владимировна ГУЛЬНОВА — в числе тех, кто получил премию за педагогическое мастерство.

На экспериментальной параллели

— Математикой я серьёзно увлеклась в 9 классе, когда началась геометрия — та её часть, которую сейчас вывели за рамки ЕГЭ, а жаль, это как раз самое интересное! — делится Белла Владимировна. — Всегда проще построить шаблон и давать его школьникам, но геометрия не решается таким образом. Мне повезло, я училась в Новосибирске, в языковой школе с преподаванием ряда предметов на французском языке. В то время на весь областной центр было всего две такие специализированные школы.

Наш выпуск, как мы говорили — физико-математический спортивный класс с преподаванием на французском — самый первый на экспериментальной параллели. Французскому нас учили профессиональные переводчики-полиглоты. Периодически кто-то из них выезжал за границу — то в Алжир, то в Германию, Испанию, Францию или Италию, а по приезде они делились с нами впечатлениями исключительно на французском.

— Математические задачи вы тоже решали, думая по-французски?

— Может быть…(смеётся), во всяком случае, по окончании школы я могла свободно изъясняться по-французски. Но и уровень подготовки по математике был настолько высоким, что трое моих одноклассников впоследствии окончили матфак, а пятеро — физфак НГУ (тогда в вуз поступали без помощи репетиторов).

Кстати, два раза в год на целый месяц к нам в школу приезжали французские лицеисты, не владевшие русским языком. Они ходили вместе с нами на уроки, и общение с ними было прекрасной языковой практикой. Именно тогда мы впервые столкнулись с тем фактом, что во Франции очень ранняя система специализации, и ребята, хорошо знавшие, например, химию и биологию, гораздо хуже нас успевали в математике и физике, и наоборот. Их литературу мы тоже зачастую знали лучше.

Математика вместо мамонта

— Как получилось, что вы всё-таки выбрали матфак, а не факультет иностранных языков?

— Спросите лучше, почему я не выбрала третье, к чему тоже лежала душа…

— И что же это?

— Дело в том, что ещё школьницей я даже во сне видела, что буду заниматься палеонтологией, мечтала исследовать останки мамонта или шерстистого носорога, найденные где-нибудь в сибирской тундре.

Но… два моих одноклассника в буквальном смысле за руку привели меня на матфак. В Новосибирском госуниверситете в то время сначала проходили экзамены на математический факультет, а уж потом — на геолого-геофизический. Я поступила, и друзья уговорили меня не бросать математику и так решили мою судьбу. А в семье у меня были сплошь экономисты: родители, старшая сестра, племянник и т.д.

— В вузе не разочаровались в своём выборе?

— Что вы... Мне и здесь повезло, потому что преподаватели были замечательные! Для меня стала примером Асфира Усмановна РЕБРОВА, она вела у нас практические занятия по математическому анализу. Я, наверное, никогда не смогу достичь её уровня.

— Почему?

— Мы не могли прийти к ней на занятия, не сделав домашнее задание. Вроде бы ничего особенного она с нами не делала, громы-молнии в нас не метала, и в то же время характер мягким не назовёшь (панибратства не допускала, дистанцию держала всегда). Это невозможно передать, но такое складывалось ощущение, что мы все ей были интересны и нужны.

Общение без правил

— В Красноярск я приехала по распределению в 1988 году. На кафедру прикладной математики Политехнического института попала совершенно случайно, — продолжает Белла Владимировна. — В тот момент на кафедре высшей математики не оказалось вакансий. Меня сразу бросили в бой — дали первый и второй курсы.

— Так уж и в бой?

— А как выразиться иначе, если классический университетский курс математики очень сильно отличался от того, что давали студентам технических специальностей? Приходилось на ходу осваивать методику преподавания курса.

Для «чистых» математиков, например, лекционный курс — это набор теорем, определений и т.д. На технических специальностях лекции хоть и включают теорию, однако преподаватель должен в большей степени показать, как применять эти теоретические знания для решения практических задач. Цель разная… Мне всячески помогала войти в колею Инна Карловна СОЛОДЯНКИНА, она работала тогда заместителем заведующего кафедрой. Я советовалась с ней, какой учебник выбрать, как лучше подать тему и быстрее наладить контакт со студентами. Теперь она уже на заслуженном отдыхе, но мы с ней поддерживаем связь, приглашаем на все праздники.

— А были проблемы во взаимоотношениях со студентами?

— Помню, читаю я лекцию на механико-технологическом факультете, а один из студентов поднимает руку и говорит: «Нет, этого пока никто не поймёт, объясните сначала то-то и то-то». Я ещё раз рассказываю новый материал. Он опять поднимает руку и удовлетворённо констатирует: «Вот спасибо! Теперь точно все поймут...» Так парень (самый продвинутый математик из группы) стал для меня, ещё необстрелянной, активным помощником.

Вспоминается и другое. В первые годы моей работы в университете пришлось прививать любовь к математике целому вокально-инструментальному ансамблю (был ВИА на курсе!). Вместо лекций ребята порывались порепетировать. Группа хорошая, сильная, но очень их увлечение мешало учёбе. Справляться было сложно, но воспоминания остались самые
добрые. Это уже взрослые, состоявшиеся люди, у нас хорошие отношения до сих пор.

— Откроете ваши педагогические секреты?

— А тут только один секрет: их просто всех любить надо… вот всех! Нужно искать, чем конкретно каждый из ребят интересен. У каждого есть какая-то изюминка. Один крестиком вышивает, другой на гитаре виртуозно играет или на велосипеде классно катается. Если это всё откопать в человеке, он поймёт, что интересен своему преподавателю, и тогда я тоже ему стану небезразлична. Он будет делиться своими переживаниями, трудностями, сомнениями. Этот взаимообмен сближает, и математикой студенты будут заниматься обязательно. Найти общий язык с ребятами мне, наверное, помогает и опыт КВН, полученный в студенчестве.

Помните, когда первый раз новосибирская команда победила в Москве? Я тоже была в составе той делегации, в группе поддержки. Неформальному общению помогает и наш общий кафедральный праздник — День математика, который мы ежегодно отмечаем 1 апреля вместе со студентами.

Без права на ошибку

— Известно, что студенты любят разными хитроумными способами испытывать преподавателей на прочность, устраивают свои негласные тесты… У вас были такие моменты?

— Была однажды ситуация, когда в аудитории, где сидели ребята сразу трёх групп, один из студентов прямо на лекции громко выругался, причём нецензурно. Я прервала занятие и попросила его выйти. Он отказался. Тогда вышла я. Спустя какое-то время ко мне подошли старосты и сообщили, что хулиган удалился, и пока не научится себя вести — на лекции не вернётся. Я не могла поступить иначе.

Даже лень можно понять (все мы не без греха), но брань и хамство — никогда!

Интересно, психологи когда-нибудь исследовали вопрос, какой процент людей может работать педагогами? Думаю, полезно было бы всем пройти такой тест. Много в нашей работе тонкостей, и главное — не сорваться, не перейти черту.

Вне работы

— Белла Владимировна, чем вы увлечены помимо работы?

— Люблю читать, слушать классическую музыку, особенно Рахманинова, Вивальди, Мендельсона. В детстве я окончила музыкальную школу по классу фортепиано, профессионально занималась вокалом и до сих пор очень люблю петь. У обоих моих детей тоже проявилась тяга и к точным наукам, и к занятиям музыкой.

Сын окончил школу искусств в Академгородке по классу домры и учился играть на гитаре, а дочь тоже играла на фортепиано и пела в хоре.

Я никогда ничего не навязывала своим детям. От педагогов и родителей, конечно, многое зависит, но ребёнок дозревает до того, чем он хочет заниматься, достаточно поздно. Поэтому сейчас попытка раннего определения с будущей профессией (чуть ли не в 4 классе решить, кем будешь — математиком, физиком и т.д.) очень преждевременна. У меня дети решают всё сами. Сын Дмитрий закончил наш университет по специальности «биохимическая физика» и сейчас — аспирант второго года обучения. Педагогические способности, видимо, проявляются и в нём — в настоящее время участвует в работе школы для одарённых детей. А дочь в этом году оканчивает гимназию №13. И, вы не поверите, мечтает стать математиком.

— А ваша мечта? Кстати, в жизни не пригодилось знание французского языка?

— Мне, к сожалению, так до сих пор и не довелось увидеть Францию воочию, но очень нравится французская эстрада. Я рада, что сын недавно побывал в Лионе и Париже и в восторге от этой поездки. Главное, чтобы у детей всё сложилось…

Вера КИРИЧЕНКО

Похожие материалы