Что бы сказал Соколов

В Красноярск я приехала, уже располагая приглашением Александра Петровича Сковородникова на только что созданную кафедру русского языка и литературты, — повидаться с ректором. Как я себе говорила, свататься.

Это был ноябрь 1981 года. Мне было ровно тридцать, за год до этого я защитила кандидатскую диссертацию и уже успела поработать на кафедре русского языка в Московском университете, где я окончила филологический факультет и аспирантуру под руководством Веры Арсеньевны Белошапковой. Но у меня не было московской прописки, поэтому перспектив в МГУ — никаких.

Немного нервничала, и странно было, что со мной будет разговаривать ректор. Он что, с каждым новым сотрудником говорит? Как-то я поняла, что ректор математик, или просто — не гуманитарий.

Кабинет Вениамина Сергеича и вообще ректорат тогда был на Маерчака (потом в этом кабинете была наша кафедра, потом филологический деканат). Разговор пошел о моих учителях в науке, о Московском университете. И вдруг Вениамин Сергеич заметил, что лингвистика-то наука слаборазвитая. А думаю: ничего себе, я тут для начала должна лингвистику обругать, а дальше что? И пошла ва-банк. Да, говорю, не очень развита, но это потому, что она стремится изучить реальность, а не так, как в математике: допустим у нас есть треугольник… Конец, думаю, беседы и сватовства тоже.

Но Венимамин Сергеич неожиданно подхватил: «Вот и я им говорю, пока вы там по свом формулам крыло рассчитывете, мы его уже сделали и летаем». Мой рисковый ход оказался шагом к пониманию, вопреки моим ощущениям. В общем, сватовство состоялось. И мы вместе с Вениамином Сергееичем и Александром Петровичем в ректорской машине поехали «на гору» — слушать концерт в первом колодце (тогда единственном).

Это тоже меня удивило. Университетское здание, которое ректор демонстрировал с нескрываемой гордостью, рассказывая, как будет расширяться и достраиваться. Концерт прямо в колодце. Какая-то необыкновенная, как мне тогда показалось, атмосфера…

Через две недели я уже приехала в Красноярск окончательно. Очень быстро все оформилось, меня поселили в «двойку». Началась красноярская жизнь.

Многое меня не переставало удивлять в нашем ректоре. Нестандартность и глубина мышления, готовность принимать, как теперь говорят, непопулярные решения. И популярные. Его гуманитарность, почти петровские методы повального приобщения всех к классической музыке, встречи в малом зале филармониии. Всех он помнил, иногда мог случайно встретить в коридоре и спросить: «А что это вас не было на последнем концерте?». Ответ «В Москве была, в командировке» воспринимал позитивно, на бегу бросал «А то я подумал, пренебрегаете…». Такого у нас и в мыслях не было. Потом у него был проект «оественнонучивания» гуманитариев, тогда нашелся Юрий Николаевич Москвич, мы с ним читали лекции дуэтом, вели разговоры о тенденциях науки вообще…

Строительство университета. Ноябрь, 1977 г.

Строительство университета. Ноябрь, 1977 г.

Были у нас с Вениамином Сергеевичем и серьезные разговоры, и несогласия, когда я заведовала кафедрой и возникали всякие проблемы. Но когда он ушел в крайком, а потом в политику повыше, я горевала страшно. Университет, мысли о нем и, извините такое сентименатльное слово, мечты — были органической частью его жизни, и университет (никого не хочу обидеть) поблек без него. Он мог бы многое сделать для нашей высшей школы. И увидеть результаты своих усилий.

Сегодня у нас снова сложное время. И иногда я думаю: а что бы сказал Соколов, какое нестандратное решение предложил? Что это было бы точно, уверена. Потому что для меня он остался необыкновенным Ректором.

Т.В. Шмелева, профессор университета им. Ярослава Мудрого, Великий Новгород

10 сентября 2015

Похожие материалы