Только я, измученный тремя УМКД, запарившийся в субтропиках Японии, оглушенный визгом сверел и пил, грохотом дюбельных пистолетов, но с карточкой «Промсвязьбанка», узнавший, что Медведев — преемник, и национальный проект продолжится в марте, захотел было признаться в любви и поздравить весь наш необычайно разросшийся СФУ с Новым годом, как вдруг пошел густой снег, взлетели три или четыре ракеты, и на кафедру к нам (а я засиделся один) толпой повалили академики, академики, академики… И член-корр. Николай Сергеевич Диканский сказал: «Негоже забывать свои корни… В 1957 году Совет министров СССР одобрил предложение академиков М.А. Лаврентьева и С.А. Христиановича о создании мощного научного центра — Сибирского отделения наук и постановил спроектировать Университет Нового типа объемом 60 тыс. куб. метров. Строились общежития (на 1200 человек), жилые дома на 96 квартир, 100 тысяч было выделено на учебники (от 30 копеек до полутора рублей). А у вас что?...»

Я растерянно пробормотал: «Так и у нас тоже — и жилье, и кампусы, и даже бассейны — в «Новой университетской жизни» писали…»
Меня выручил академик Лаврентьев: «Да что вы, Новый год на носу, пора тосты произносить. Хотя помню, как удалось пробить в 1963 году решение об организации у вас в Красноярске филиала университета…»

Я молча предъявил диплом НГУ от 1968 г. «Так за новорожденного! Пусть превзойдет своего родителя! И студентов щадите. Честно: бывает, что они загружены у вас по 6-8 часов в день?»

Я признался: бывает… А Лаврентьев скаламбурил: «Слушать подряд три серьезные научные лекции так же тяжело, как съесть подряд три больших обеда… Если студент отличается увлеченностью одной любимой проблемой — не надо мучить его большим количеством экзаменов. Я, например, таким из моих учеников сам помогаю сдавать зачеты…»

Быстро-быстро зачастил академик Сергей Львович Соболев (которому в 26 лет без защиты диссертации была присвоена степень доктора, а в 30 он — академик): «Это же несуразица, когда судьба будущего математика или физика зависит от числа запятых в сочинении. Даже дюжина старательных посредственностей не заменит одного яркого таланта! А Ваганову я сочувствую…», — и уставился на меня.

«Общение с молодежью необходимо ученому?» — спросил его академик Герш Ицкович Будкер, директор легендарного Института ядерной физики.

«По-видимому, нет, - продолжал сыпать парадоксами Соболев. — Один из гениальных русских математиков Ляпунов мало общался с молодежью. Став академиком, он даже нигде не преподавал. Или возьмите академика Жуковского. Он общался, но почти все его последователи слабее его. Часто у окружения крупного человека эпигонский стиль работы».

Будкер стал ему возражать: «Нужны ли ученому ученики? А нужны ли людям дети? Учиться только по учебникам, монографиям и статьям — все равно что пытаться овладеть тайнами мастерства пианиста по самоучителю. Искусству еще никто по учебникам не научился!»

Тут все выпили за искусство (а пили, кажется, шампанское, которое академики мимо вахты принесли с собой).

«А хорошее у них сочетание: архитектура, цветные металлы, золото, политех…», — сказал кто-то.

Будкера было не остановить: «Немало людей растратили себя на мелкие, малозначащие задачи, потому что не повезло с учителем…» — «Ну, нам-то грех: у Соболева вон Гюнтер, у Лаврентьева — Лузин, у вас сам Курчатов в учителях были. Пусть и у СФУ учителя будут выдающиеся!»

«Да, — отозвался добрейший, мягчайший академик Илья Несторович Векуа, — проблемы у Ваганова с кадрами…»

«А интересно, потянут ли они свою физматшколу «600 сорванцов и 100 чудаков», — вступил в разговор Лаврентьев-младший (Михал Михалыч), — объединив двадцатипятилетние наработки КЛШ и базовый потенциал 106-й школы?»

«А как у Ваганова с деньгами? Нам-то где-то легче было их выбивать…»

«Не вспоминайте, — крякнул папаша Лаврентьев. — Иногда я прямо на Хрущева выходил».

Заговорили об оценках. «Как оцениваются способности студентов? — задал вопрос сам себе ректор НГУ Спартак Тимофеевич Беляев. И ответил: — Никак не оцениваются. Хорошие оценки в вузе или тем более «ай кью» - еще не индикаторы творческого потенциала». Ему поддакнул академик Титов: «Творчество — своеобразный наркотик».

Выпили за творчество.

Вдруг в дверь кафедры заглянул строгий охранник: «Вы что, ночевать собрались? Ключ пора сдавать». — «Да мы тут…», — я беспомощно оглянулся на великих – никого! И только долетело или послышалось будкеровское: «А мне кажется, у них все получится!» — «Но поработать придется!». —

«С Новым годом, СФУ-у-у!»

И вспомнился мне наш полет из Японии, когда замечательный молодой математик (как раз математик он зрелый и сложившийся, годами молод) Тимур Садыков спросил меня: «Виталий Анатольевич, Вы верите, что СФУ действительно развернется в уникальный научный центр 21-го века?»

Я, немного захвативший становление интеллектуального уникума Новосибирского академгородка, переживший становление филиала НГУ в Красноярске, становление Красноярского госуниверситета со всеми его переездами в разные здания, пока при Соколове не возникло это белоснежное чудо среди сосен, живущий в еще более грандиозную эпоху — создания Сибирского Федерального, я ответил как поп из рассказа «Верую!» Василия Макаровича Шукшина: «До марта верю; Ваганов сказал, что мы прошли точку невозврата. Да что там верю — верую! —

в инновации и в ноутбуки,
в архитектуру и культуру,
в научную революцию!
В космос и невесомость!
Ибо это объективно-о!»

С Новым годом, родные! Ибо Университет — Это наш Дом, а Наука — наша жизнь. Будем жить!

Кстати, уходящий 2007-й год — международный год Леонарда Эйлера (род. 1707 г.)

P.S. Все фразы академиков подлинно были произнесены в разное время на лекциях, в интервью, статьях, беседах.