Готовясь к встрече, Семён Григорьевич прихватил из дома старинные фотографии, документы. В школьном аттестате, как и в дипломе об окончании Томского политехнического института, — отличные отметки. В свои 85 он водит машину и наизусть знает многие телефонные номера. Пока мы беседовали — периодически ему звонили коллеги. И всякий раз, извинившись, он продолжал беседу с того места, где прервал. Про свою феноменальную память говорит: специально не тренировал никогда. Может, гены?

«Враг», спасший Норильск

Только один провал есть в его памяти: когда жил у чужих людей в Дзержинске — городе советской химии...

— Я практически ничего не помню из своего раннего детства. Родителей в 1936 году арестовали по 58-й статье, а меня приютили соседи, — рассказывает Семён Григорьевич. — В памяти сохранилась картина, когда мне было уже семь лет: по степям Казахстана на подводе меня везут к маме в то место, где она отбывала ссылку, когда освободилась из тюрьмы в 1941 году. Прямо в степи был совхоз, дома-мазанки. И там я пошёл в первый класс.

— Где в это время был ваш отец?

— Сам до сих пор не понимаю, как в те годы мать смогла его разыскать в закрытом Норильске. Списалась с ним, получила разрешение, и в 1943 году мы к нему отправились. Из Казахстана до Красноярска добирались в товарном вагоне, а потом в трюме колёсного парохода. Плыли голодные, холодные. Отец жил в однокомнатной, почти пустой квартире. Стол, лежанка и больше ничего. Целыми сутками он пропадал на работе, где как раз запускали новое производство. Шла война...

Отец инженер-химик Григорий Соломонович КАЛЮСКИЙ работал по специальности на норильском комбинате. Дважды он спасал заполярный город от гибели, за что был награждён орденом Знак Почёта и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

— В 1941 году, будучи заключённым Норильлага, отец помог городу справиться с цингой. Вы представляете, что это такое? Когда не хватает витамина С, выпадают зубы, волосы, начинаются боли в мышцах, и человек в считаные дни умирает. А в тот год начался повальный мор. И по проекту отца на озере Лама соорудили небольшой завод, где из пихтовой хвои стали делать витаминный концентрат («хвойный квас»). Им и отпаивали людей, в том числе заключённых.

А второй раз отец спас комбинат в 1943 году. Стране нужен был металл. В процессе производства использовалась серная кислота. Её доставляли с земли самолётами, а летом по воде. И получилось так, что кто-то в Госплане ошибся и лимиты на серную кислоту выделили намного меньше, чем требовалось. Если бы комбинат недодал металл фронту, могли полететь головы всего руководства. Отец сутками не выходил из цеха (именно его назначили техническим руководителем будущей сернокислотной установки), и собственное производство серной кислоты было вовремя налажено. Тем самым многие в Норильске избежали расстрела.

Исторические корни

Об отце нашего юбиляра в августе 1998 года писала газета «Заполярная правда» (статья размещена и на сайте общества «Мемориал»). Родился он на Украине. Позже эта территория была оккупирована Румынией.

— Разбирая семейный архив, неожиданно узнал, что отец учился в той же самой русской средней школе в г. Сороки, что и я потом, — делится Семён Григорьевич. — Он в совершенстве знал четыре языка: еврейский, румынский, русский и французский. Когда румынская администрация отбирала молодёжь на учёбу в престижные учебные заведения Европы, отца тоже включили в списки. Так он оказался во Франции, где учился на химическом факультете университета г. Нанси. Потом перевёлся в университет Страсбурга, вступил во французскую компартию. Жил там под именем Жорж КЕЛЛЕР.

На сайте общества «Мемориал» сказано, что как только Григорий Калюский получил диплом инженера-химика, сам пришёл в советское посольство и попросил гражданство СССР. Его приняли с распростёртыми объятиями, и через две недели выпускник европейского университета уже работал в Чернореченске на знаменитом химкомбинате имени Калинина. За три года сделал там сногсшибательную карьеру, у него были все шансы в будущем возглавить один из крупнейших химкомбинатов страны. Однако в сентябре 1936-го Калюского арестовали.

«Обвинение ему составили аж по восьми пунктам необъятной 58-й статьи — тут и работа на бессарабскую разведку, и на французскую разведку, и вредительство, и антисоветская агитация. Но то ли местный НКВД выполнил план по расстрелам, то ли сами судьи были удивлены таким букетом обвинений, каждое из которых вполне тянуло на вышку, но срок Калюский получил смехотворно малый — пять лет лагерей». («Заполярная правда», №125, 1998 г.)

Без права на золото

— До 1950 года наша семья жила — не тужила, а потом вдруг летом ни с того ни с сего пришло указание сверху: всех заключённых, которые уже были вольнонаёмными, выслать из городов в глухомань. И батю сослали в Хакасию, в посёлок Сульфат, — вспоминает Семён Григорьевич. — Но там не было средней школы, а я к тому времени закончил восьмой класс, надо было дальше учиться. Мы с мамой и младшим братом поехали в Молдавию, где жили две её сестры и брат. Сначала одна из сестёр нас приютила, потом, когда отец встал на ноги и ему дали комнату, мама с братом вернулись к отцу, а я продолжал учёбу в Молдавии, в Сороках. У меня были только пятёрки, даже по молдавскому языку. По идее, я должен был получить золотую медаль и поступить в институт без экзаменов (такой тогда существовал порядок). Но на мне висело клеймо врага народа, поэтому вручили только свидетельство об окончании школы, в институт пришлось поступать на общих основаниях. Помню, члены приёмной комиссии, когда я брал билет и начинал отвечать, задавали один и тот же вопрос: молодой человек, почему вы не получили золотую медаль? А я ничего не мог им ответить. Пять из шести вступительных экзаменов сдал на отлично, то есть подтвердил свои школьные знания.

«Боевое» крещение

— Почему вы решили поехать в Сибирь и поступать именно в Томский политехнический?

— Хотел быть поближе к родителям. После окончания института, получив квалификацию «технолог-машиностроитель», как один из лучших выпускников я ожидал распределения на «режимное» предприятие в Томске-7. Но туда поехали только те, у кого была «чистая биография». Меня же направили на томский завод режущих инструментов. А супругу мою (мы поженились с ней на 4 курсе, она технолог-сварщик) распределили на расположенный рядом электромеханический завод. Пока мы учились в институте, проходили практику на предприятиях, но непосредственно в технологический процесс мало вникали. А тут меня сразу назначили технологом в цехе фрез, которые я и в глаза-то не видел, не говоря уже о технологии. Мой начальник по фамилии АСМУС (из ссыльных немцев) взял надо мной шефство. Год я отработал, и меня бросили старшим мастером в другой цех, заготовительный, самый отстающий. Тогда моя карьера пошла в гору, но отец позвал в Красноярск, он хотел, чтобы мы с братом всегда были рядом с ним.

Эхо прошлого

— Семён Григорьевич, ваш отец рассказывал что-то о своём французском периоде?

— Никогда и ничего. Он был настолько напуган репрессиями, что когда у нас в доме появился первый приёмник и мы с братом смеха ради пытались поймать голос Америки, он просто выходил из себя. Я на всю жизнь запомнил его реакцию: «Сын, ты что делаешь? Побойся Бога!». Поэтому при нём мы старались ничего такого не слушать, а просто включали музыку. При ХРУЩЁВЕ отец какое-то время занимал высокую должность — был начальником производственного отдела Совнархоза.

Если ещё говорить о семье, то у отца был старший брат Борис. Его расстреляли в 1937 году как врага народа. Он работал в конструкторском бюро ТУПОЛЕВА. До войны сам Туполев тоже сидел, но во время Великой Отечественной выпустили. Представляете, что было бы, если бы его расстреляли? Вся лучшая военная авиатехника — это «ТУ», да и послевоенные гражданские самолёты тоже заслуга генерального конструктора. Общество «Мемориал» г. Москвы прислало мне одну ценную фотографию. На снимке в числе прочих работников этого КБ — мой дядя Борис. До сих пор неизвестно, где он захоронен.

Секретные заказы

— Мы с женой покинули Томск и переехали к моим родителям. Отец был заместителем директора по науке в СибцветНИИпроект, — продолжает Семён Григорьевич. — Почти три года я отработал в экспериментальных мастерских института. Мне было 28 лет, и я почувствовал, что могу делать что-то большее. Перевёлся на телевизорный завод начальником технического бюро, потом стал руководить экспериментальным цехом, где получил колоссальный опыт. Мы делали продукцию с нуля: раскрой, изготовление деталей, сварка, покраска, сборка, монтаж. Потом отдавали изделия в лабораторию для регулировки. Это была нестандартная аппаратура, необходимая для настройки приборов военного назначения.

В 1969 году я перешёл на Красноярский радиозавод, где работал заместителем начальника цеха по производству. Потом меня назначили начальником сборочного цеха, где производили аппаратуру для спутников. После этого много лет я отработал сначала на радиозаводе заместителем начальника производства по планированию, затем, с 1981 по 1995 год, в аналогичной должности на Красноярском комбайновом заводе.

60 лет и вся жизнь...

— Мой трудовой стаж — более 60 лет. С 1996 года я тесно связан с вузом. На днях подсчитал: работаю в университете уже 24 года.

Несколько лет назад С.Г. Калюский получил ведомственную награду Министерства обороны РФ — медаль «За трудовую доблесть».

— Я из репрессированных, поэтому у меня есть все льготы (ЖКХ, лекарства, проезд в транспорте и т.д.). Продолжаю работать в институте не ради денег, — говорит ветеран. — Просто за это время и преподаватели, и сотрудники стали мне родными. Рад, что ещё могу приносить пользу вузу. Вчера перебирал семейные альбомы. Мы с женой никогда не были за границей. Сейчас дети хотят свозить меня в Израиль, где до сих пор ещё живы мои двоюродные сестра и брат. Встреча с ними будет самым лучшим подарком на мой юбилей.