Штрихи к портрету художника

Фото Александра Паниотова
Михаил Шемякин приехал в Красноярск 29 февраля. Как сказал на открытии его выставки директор Красноярского музейного центра М.П. Шубский: «29 февраля – день, которого вроде как нет, и мистика этого странного несуществующего дня оказалась настолько сильна, что произошло чудо – великий мастер почтил присутствием наш город». Сам художник, впрочем, весьма скептически относится к эпитетам «великий», «гениальный», «выдающийся». А вот мистики, странностей и совпадений в жизни и творчестве Шемякина и вправду – достаточно.

***

Его мать – актриса Юлия Предтеченская. Однажды ей досталась роль в фильме, съемки которого проходили в кабардинском ауле Кызбурун. Позже, когда Юлия вышла замуж, выяснилось, что именно в этом ауле родился ее муж.

Отец художника происходил из княжеского рода Кардановых. Он рано осиротел, и фамилию Шемякин получил от своего отчима, точно также, как и русское имя – Михаил взамен данного при рождении – Мухаммед. Но даже в суровые тридцатые годы, являясь кадровым офицером советской армии, Михаил Шемякин-старший гордо подписывал письма и документы титулом «князь»: он, конечно, понимал, что рискует лишиться погон, однако, утратить память о своих древних, уходящих в глубину истории корнях было намного страшнее.
Выходцы с Кавказа Карданы упоминались еще в средневековых хрониках: в XVI веке в Италии Джероламо Кардано изобрел карданный вал, в России Кардановы служили при дворе Ивана Грозного. А сегодня клан насчитывает около 65 000 человек! В дальних родственниках художника Шемякина – чуть ли не половина населения Кабардино-Балкарии, а также многочисленные кабардинцы, рассеянные по всему свету, в том числе известный дирижер Юрий Темирканов. Вполне возможно, что и Пьер Карден – Шемякинский родственник!

***

От кавказских предков Михаил Михайлович унаследовал упрямую непокорность. Он выламывался из строя. Шагал не в ногу. Не вписывался в каноны. Не укладывался в ранжиры. Творил так, словно за окном фиалки Монмартра, а не пыльная совковая серость.

Его инакость поражала. Еще чаще – раздражала. За категорическое несоответствие принципам соцреализма его исключили из художественной школы при Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина в Ленинграде. Затем и вовсе – упекли в психушку, поставили диагноз «вялотекущая шизофрения», держали в отделении для буйных и кололи инсулином. Выйдя из лечебницы, он отправился в горы, год жил отшельником, ночевал в кишащих змеями пещерах, ждал, пока организм очистится от «химии». Благо, к аскетичному существованию был привычен – в юности подвизался послушником в Псково-Печорском монастыре. Да и вообще бытом интересовался несоизмеримо меньше, чем бытием, – по возвращении в Ленинград довольствовался работой такелажника в Эрмитаже, получал копейки, зато мог копировать полотна знаменитых живописцев и тем самым оттачивать свое мастерство.

В 1962 году в редакции ленинградского журнала «Звезда» состоялась дебютная выставка молодого 19-летнего художника Михаила Шемякина. Следом прошло еще несколько – полуподпольных, раскритикованных, обруганных «идеологической диверсией».

В 71-м Шемякина вызвали в КГБ. Но, как ни парадоксально, вызвали, чтобы спасти, – сказали: «Михал Михалыч, поймите, здесь вас сгноят, поэтому, пока есть возможность, лучше покиньте страну». Шемякин выбрал Францию. Был посажен в самолет и отправлен в Париж. Ему не разрешили не то что попрощаться с родными, но даже уведомить их об отъезде. И с собой не позволили взять ровным счетом ничего, только выдали 50 долларов – на первое время.

***

В Париже он прожил десять лет. Затем переехал в Америку – сначала в Нью-Йорк, а после – в городок Хадсон на берегу Гудзона, недалеко от канадской границы. В интервью рассказывал, что его дом стоит возле леса, в окрестностях частенько бродят олени, а как-то раз захаживал медведь... Еще Шемякин утверждал, что хадсонский пейзаж сразу же показался ему знакомым, и он вспомнил, как давным-давно видел эти места во сне, но даже не предполагал, что сон окажется вещим...

Год назад Хадсон вновь сместился в сумеречную зону снов и воспоминаний – Шемякин вернулся во Францию, перевезя с собой бессчетные скульптуры, картины и огромнейший архив – всего 19 контейнеров общим весом 400 тонн. До сих пор распаковывает их в своем поместье в Вильде-сюр-Эндр. А на вопрос: «Ради чего такие сложности?» – отвечает: «Хочу быть ближе к родной стране, а не мотаться в Россию через Атлантику – это утомительно и отнимает время, которого и так немного».

***

Шемякину посчастливилось дожить до признания и славы. До внимания сменившихся и сменивших гнев на милость властей. До Государственной премии Российской Федерации и встреч с Президентом. Теперь он – пророк в своем отечестве.

Однако возвращаться на родину навсегда не намерен – слишком многое в здешней действительности его не устраивает. И, рассуждая о России, он нет-нет да оговаривается: «Тут у вас» или «Эта страна». Правда, потом спохватывается, подчеркивает: «Я – американский гражданин и французский житель, но при всем том я – российский художник и служу, в первую очередь, российскому искусству».

Он многогранен и многократен. На телеканале «Культура» снимает цикл «Воображаемый музей Михаила Шемякина». На «Союзмультфильме» создает полнометражный анимационный фильм «Гофманиада» по мотивам произведений Эрнста Теодора Амадея Гофмана. В качестве художника-постановщика сотрудничает с Мариинским театром. Основывает благотворительный фонд. Иллюстрирует Некрасова. Его полотна хранятся в коллекциях Русского музея и Третьяковки. Его памятники делают честь Питеру и Москве, которая тоже – не Церетели единым.

А 25 января нынешнего года, в день 70-летия Высоцкого, в Самаре открылась скульптурная композиция, посвященная Владимиру Семеновичу или, как запросто и с теплотой называет его сам Шемякин, – Володе.

***

С Высоцким их познакомил танцовщик Михаил Барышников. Шемякин вспоминает, что в тот долгий, затянувшийся за полночь вечер они сидели тесным кругом на парижской квартире у актрисы Одиль Версуа, Владимир Семенович пел, и художнику все отчетливее казалось, что он и этот яростный, в клочья рвущий душу бард – одной крови, будто бы давно знают и прекрасно понимают друг друга.

Впоследствии Высоцкий посвятил Шемякину двенадцать песен – больше, чем Марине Влади. Она, естественно, ревновала. И, когда слушала: «Французские бесы – большие балбесы, но тоже умеют водить...» – сначала смеялась, а потом встала с каменным лицом, сказала: «Я во время ваших пьянок страдала, а меня в песне нет!» – хлопнула дверью и ушла.

В книге «Владимир, или Прерванный полет» Влади отомстила Шемякину, написав: «Не представляю, что связывало этих двух людей, кроме любви к выпивке и таланта». Он при каждом удобном случае парирует: «Глупейшая фраза! Русскому человеку для дружбы достаточно хоть того, хоть другого!» И хотя не отрицает: «Да, временами мы с Володей усердно служили Бахусу», – но все же настаивает: «Высоцкий не был таким уж забулдыгой! Больше всего он любил тишину, мог часами сидеть в одиночестве с книжкой... А нас с ним объединяли отнюдь не попойки – творчество! Я купил звукозаписывающую аппаратуру и семь лет провел в наушниках, записывая его песни. Он каждую перепевал по несколько раз – весь в поту, в мыле, с пеной у рта.

Он добивался безупречности, потому что знал – это то, что останется после него навсегда».
В последний раз они виделись весной 80-го в Париже: гуляли по набережной Сены, смотрели на отражающиеся в воде облака... Шемякин сказал: «Постараемся жить назло всем». Высоцкий ответил: «Постараюсь», – поймал такси и сел – в желтой кожаной куртке в желтое такси... Уже после его смерти Михаил Михайлович нашел в своей мастерской листок со стихотворными строками: «Мишка! Милый! Брат мой Мишка! Разрази нас гром! Поживем еще, братишка, поживем!» Это был прощальный подарок друга.

***

Но, как оказалось, тот подарок не был последним. По мистическому совпадению именно Владимир Семенович – годы спустя после кончины – подарил Шемякину знакомство с рыжеволосой Сарой де Кэй, верной спутницей художника.

В США снимался фильм о Высоцком, и Сара – американка французского происхождения, отлично говорящая по-русски, – работала на проекте переводчицей. Режиссер сказал ей: «Свяжись с Шемякиным. Он многое может рассказать». «Видимо, – шутит Михаил Михайлович, – она восприняла это пожелание чересчур буквально и связалась со мной на двадцать с лишним лет».

В супруге он, по его собственным словам, особенно ценит выносливость – она ведет все его дела, справляется с невероятно напряженным графиком, неизменно сопровождает в поездках и по двое суток, как и он сам, может не есть и не спать, держась на одном только чае.

Этот брак у Шемякина второй. От первой жены, Ребекки, у Михаила Михайловича взрослая дочь Доротея, она тоже художница, живет в Греции и в свои почти 45 не помышляет о замужестве. «Видимо, я не дождусь внуков, – говорит Шемякин. – Наверное, я и выгляжу моложе своего уже не мальчишеского возраста, потому что так и не стал дедом».

***

Внешность у него мефистофелевская. Но вот как раз во внешности, как он уверяет, нет ни мистики, ни нарочитости. Излюбленный черный цвет – немаркий, солдатская униформа и сапоги – прочны и удобны, фуражка защищает больные глаза от яркого света, а шрамы на лице... Ходят легенды, будто он сам порезал себя кинжалом – для пущего эпатажа. Шемякин возражает: не верьте! Все проще – это производственные травмы: в литейной мастерской на лицо упал раскаленный фрагмент скульптуры и оставил отметины...
«Конечно, обо мне, как и о каждом художнике, сочиняют всякие богемные небылицы, – говорит Михаил Михайлович. – Но для того, чтобы стать хорошим художником, одной «богемности» явно недостаточно. Художник – это, прежде всего, труд. Упорный, титанический, колоссальный, на износ, с большой буквы – Труд! А без него никакая мистика не поможет!»

Наталья Сойнова