Родилась в городе Кайеркан (сейчас это район Норильска). Росла любознательной и сообразительной. Нравилось всё разбирать, ломать, смотреть, как это устроено внутри. Родители учили, просили, напоминали: нельзя металлическое засовывать в розетку. Говорили и про то, что резина не проводит ток.

— Первый мой опыт оказался не из области химии, — улыбается Любовь Юрьевна. — Мне лет шесть было, когда нашла в доме мамины спицы для круговой вязки, соединённые резиновой трубочкой. Подумала: спицы металлические, а трубочка не проводит ток, значит, безопасно! Недолго думая засунула эти две спицы в розетку. Током меня, как видите, не убило, но шандарахнуло так, что аж отбросило, и свет погас. С тех пор усвоила: ничего не нужно совать в розетки!

В школе первое время нравилась физика, но когда началась химия, поняла, что это «самое то», потому что «заглядывает внутрь», и становится понятно, что и как там происходит.

Поступая на химфак Красноярского госуниверситета, я думала, что после окончания вернусь обратно в Норильск и пойду работать на завод химиком-лаборантом. Но с первых дней учёбы поняла: я вообще не знала, что такое химия, не видела её красоты и глубины. Любимый предмет — неорганическая химия на первом курсе. Вела его Раиса Борисовна НИКОЛАЕВА и вела настолько захватывающе, что всех зажигала.

На четвёртом курсе я познакомилась со своим научным руководителем Сергеем Геннадьевичем ОВЧИННИКОВЫМ, замдиректора Института физики им. Л.В. Киренского СО РАН. Это моя научная любовь на всю жизнь! До сих пор помню нашу первую встречу. Представьте: стою я, простая студентка, и со мной так вежливо, галантно и легко общается профессор. Сергей Геннадьевич поинтересовался, чем я увлекаюсь, чего хочу, обсудили с ним некоторые актуальные темы. Оказалось, учёные — не только серьёзные, умные мужи, занимающиеся научными открытиями, но и довольно весёлые, общительные люди.

Мне захотелось остаться в институте, в лаборатории физики магнитных явлений, в группе теоретического моделирования и поступить в аспирантуру.

Другой мой научный руководитель Феликс Николаевич ТОМИЛИН тоже многое сделал для того, чтобы я осталась в науке. Это именно он пробудил во мне интерес к теоретической химии и научным исследованиям в целом.

Д

ля теоретического моделирования, которым занимается Любовь Сорокина, не нужны спецоборудование, реактивы, колбы, мензурки, горелки и прочее. Все эксперименты проводят на компьютере.

— Как обычные экспериментаторы подготавливают образцы, смотрят на них в микроскопы, анализируют полученные данные, так мы подготавливаем модель, которую загружаем в компьютер. Затем подбираем оптимальные методы вычислительного анализа для данной модели. Результаты необходимо тщательно проанализировать, чтобы получить адекватный, правильный ответ. Часто считают, что теоретическая химия — это легко и просто, нажал на кнопку — получил ответ. Однако за этим ответом стоит тщательная проработка начальной модели, подбор методов, анализ и обработка результатов.

В отличие от эксперимента, теоретики часто идут от обратного. Взять те же самые спектры. В традиционном эксперименте, чтобы установить структуру молекулы, проводят расшифровку имеющихся спектров. Мы, изначально зная структуру построенной нами модели, рассчитываем спектральные характеристики и сравниваем с экспериментальными данными. При этом видим, какие именно связи или колебания атомов в молекуле будут отвечать за те или иные пики. И какой атом надо подвинуть или заменить, чтобы этот спектр поменять.

В лаборатории меня окружают сплошные физики. Когда я начинаю им рассказывать про химию, они делают круглые глаза и говорят: «Как такое может быть?».

В досье Любови Сорокиной — широкий перечень научных интересов: теоретическая химия; моделирование процессов, происходящих в наноструктурах (нанотрубки, графен, графан, фуллерены и пр.), доставка лекарств, очистка воды и т.д. Этими темами она начала заниматься после переезда из Красноярска в Москву.

— После Красноярска мой круг интересов сделал небольшую петлю. В Институте физики им. Киренского я занималась изучением биологических объектов, рассчитывала на компьютере различные флуоресцентные белки, изучала их свойства, свечение, какие конкретно аминокислоты на это влияют. Но московские коллеги заняты были другими темами, поэтому от биологии я перешла к неорганической химии — графен, двумерные материалы, водородная энергетика, батарейки.

Однако сейчас делаю обратный виток и постепенно возвращаюсь к биологическим расчётам. Например, совмещаю неорганические материалы, а именно двумерный нитрид бора — структурный аналог графена, с различными органическими, например, с антибиотиками, чтобы использовать его для очистки воды от всякой загрязняющей органики. Это очень интересно!

Изначально мы работали с экспериментаторами над возможностью применения нитрида бора для доставки лекарств. Потом увидели, что он достаточно неплохо адсорбирует различную органику, и решили посмотреть, а можно ли с помощью него ещё и очистить воду. Также мы запускаем проект по созданию терапевтических нановолокон, из которых можно делать повязки для заживления ран. Кроме того, мы тот же нитрид бора осаждали на хлопчатобумажную ткань и получали гидрофобные футболки. Они более устойчивы к нагреванию или различным загрязнениям и при этом обладают антибактериальным эффектом. Будем пытаться развивать эту тематику.

— Кстати, руководитель лаборатории и тоже выпускник КГУ Павел СОРОКИН кем вам приходится?

— Мужем. Познакомились мы ещё в Институте физики. Я тогда была аспиранткой, а он после аспирантуры год работал в Красноярске. Потом уехал на стажировку в США, а я осталась в Красноярске, потому что предстояла защита кандидатской диссертации.

После ему предложили должность в Москве, и мы решили перебраться в столицу. Так что теперь работаю под его руководством, у нас своего рода семейный подряд. Мы 24/7 вместе. Вместе едем на работу, вместе возвращаемся, и это здорово!

— Как приглашённый учёный вы работали в разных странах — США, Германии, Японии. Что особенно запомнилось, впечатлило?

— Интересно видеть, как работают лаборатории мирового уровня, как идёт научный процесс, можно научиться чему-то новому. Особенно поразила Япония — страна с абсолютно другим типом мышления. Я «сова», поэтому на работу приходила позже других, часам к 11, а уходила порой и в 3 ночи. И всё это время со мной в лаборатории находился молодой японский коллега. Я сначала не понимала — зачем, а потом узнала, что у них не принято уходить, если руководитель научной группы ещё на месте. Они могут заниматься чем угодно — играть в игры, спать, но не уходят. Так было и с ним. Ждал, пока не уйду я — сторонний человек в лаборатории. Поэтому из жалости к коллеге я уходила раньше.

А в США меня приятно поразило отношение профессора к студентам. Однажды один из студентов пришёл в лабораторию и пожаловался, что его оштрафовали и забрали машину. Профессор тут же стал всех обзванивать, выяснил, в чём причина, и отстоял студента, убедив всех, что это будущий великий учёный, и так с ним обращаться нельзя.

— Любовь Юрьевна, каждый учёный мечтает получить Нобелевскую?

— Дело, конечно, не в престижной премии, просто хочется, чтобы в науке тебя узнавали: о! Это же профессор Антипина-Сорокина — знаем такую!

— Вы поддерживаете связь с Красноярском и СФУ?

— Последний раз, когда была в Красноярске, заходила в университет. Приятно было повидать своих преподавателей и коллег — Галину Владимировну НОВИКОВУ, Николая Николаевича ГОЛОВНЁВА. У моего научного руководителя Феликса Николаевича Томилина до сих пор периодически прошу совета в некоторых вопросах, недавно приезжала в Красноярск на защиту его новой аспирантки. Иногда решаешь какую-то сложную задачу и вспоминаешь: ага, меня этому в университете учили! Спасибо профессору! Часто мысленно благодарю Сергея Андреевича САГАЛАКОВА с его курсом ПЛЭКСа («Планирование эксперимента»). Решая задачи по неорганической химии, спасибо говорю Светлане Васильевне САЙКОВОЙ. Образование — это не только получение знаний, но и умение применить их на практике. Считаю, в моём случае Красноярский госуниверситет с этим прекрасно справился.