А ТЫ БЫЛ НА ПУБЛИЧНОЙ ЛЕКЦИИ?
Как ни странно, лекторы-историки, которых приглашает к нам фонд Михаила Прохорова, не собирают большой аудитории. Видимо, реклама плохо работает. Так было и на академической лекции 2 марта, прочитанной профессором Е.В. Анисимовым. Между тем Евгений Викторович, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, работал по приглашению даже в Гарварде и Кембридже (не говоря об университетах Вашингтона, Чикаго, Стэнфорда, Лондона, Берлина, Балтимора и др.). На телеканале «Культура» он сделал 50 передач цикла «Дворцовые тайны», а сейчас ведет там же программу «Кабинет истории». Лекция же в СФУ прошла довольно вяло — согласитесь, одно дело читать в битком набитом зале, который ловит каждое ваше слово, и совсем другое — для двух десятков человек, притащившихся на «гору» в конце рабочего дня. (Были замечены журналисты, филологи, искусствоведы — и почти не было собственно историков. Так и хочется пропеть: «Ау, исторический факультет!»)
А тема была модной: «История повседневности», новое направление в исторической науке. Ученые всего мира вдруг заинтересовались исследованием будничных событий, рутины, частной жизни, мнений толпы, приземленного сознания. Оказалось, что это-то и интересно, из этого и складывается жизнь и история. Особенно много таких исследований в современной Германии. Попав под обломки рухнувшего социалистического лагеря, немцы ощутили «комплекс немоты» (т.е. невозможность выразить формы жизни, не прибегая к марксистским формулировкам) и активно искали иные подходы, чтобы изучать, скажем, «повседневность фашизма». История повседневности вообще берет начало в глубоком кризисе марксистской философии и представляет собой противоядие любой системной трактовке истории. У этого направления принципиально нет теории, и это считается главным плюсом.
В исторической науке началось накопление материала совсем иного, нетрадиционного характера — именно того, который раньше исключался из поля зрения. Например, лет 20 назад, услышав от американского ученого, влюбленного в Россию, что его интересует тема «любви в Саратове во время гражданской войны», можно было решить, что американец «с приветом». Теперь же именно такие темы кажутся значимыми.
Однако здесь есть свои опасности. Среди главных Анисимов назвал невольную систематизацию индивидуальных явлений. Так уж устроена у нас голова — ей нужно все организовать и разложить по полкам. Но это огрубляет материал. Исследователь должен не попасть в капкан удушающих концепций, а суметь пройти «между Сциллой исторического антиквариата и Харибдой исторической системы, которая отрывает фактам головы».
Историк А. Каменский изучил архив одного из городов Тверской губернии за XVIII век — и издал книжку, соединив в ней разные новеллы без какой-либо логики (дела о пьянстве, дела о воровстве, о зимнем постое армии и т.д.). Казалось бы, не книга, а лоскутный коврик — но именно она вызвала похвальные отзывы читателей, довольных тем, что историк не навязывает своего мнения, а собственно — рассказывает истории.
Впрочем, для некоторых наших отечественных ученых новый подход стал лишь расширением уже известных тем, заполнением некой пропущенной страницы. Например, писал имярек «О роли партийной организации в городе N», а теперь выдает статьи «К вопросу о быте партийцев в городе N». Оно и неплохо, но в целом как раз те, кто заявляет об исследовании повседневности, часто так и не докапываются до ее самых простых, характерных явлений. А те, кто такой цели себе не ставит, сами того не ведая, дают интереснейший материал для размышлений.
|
Некий архимандрит по ночам служил об убиенном царевиче Алексее, сыне Петра I, панихиды. Петру доложил об этом доверенный человек. Царь дал денег и велел: закажи панихиду. А среди ночи нагрянул к архимандриту с карательной командой. Не правда ли, это говорит уже не просто о взрывоопасном характере Петра, но о некотором его изуверстве? Вот такие-то детали раскапывает в архивах историк повседневности. |
Модное направление уже породило вал литературы — и появилась куча дилетантов, пишущих абы как. Труд ведь кажется незамысловатым — развлекать публику историческими анекдотами. Как разобраться — перед тобой качественное исследование или продукт бойкого автора, напавшего на золотую жилу? Анисимова это не очень беспокоит. Обилие книг — как грязная река в период разлива. Но проходит время, появляются в реке раки, и происходит самоочищение. У профессионального историка есть масса критериев, чтобы определить уровень работы. Одно то, говорит ли автор «русская земля» или «земля русская», многое о нем скажет. Да и любому читателю достаточно поглядеть на источники: они — как подкладка пиджака, по которой сразу видно фирму. И потом, есть такие факты, которые не придумать. Например, такое описание приема иноземных послов в России накануне Смуты. Царь Федор шел во всем облачении, в окружении свиты, со скипетром и всеми атрибутами монархической власти — и тут подошел Борис Годунов и на глазах у всех поправил на царе шапку Мономаха. И сразу стало ясно, кто здесь главный.
История повседневности — это некоторая условность, метод преобразования фактов для понимания прошлого. Когда факты «оповседневнивают» для нас историю, и мы узнаем «общую температуру по больнице, а не температуру каждого больного», — тогда мы понимаем, как жили люди до нас — и через них понимаем себя (люди не очень-то изменились). А вывод такой: историческое чтение перестает быть скучным и обещает много открытий.
Валентина ЕФАНОВАОчередные лекции, организованные Фондом Михаила Прохорова, прочтет доктор филол. наук К.А. Богданов: 22 марта в 14-30 в ИЦМиЗ «Гуманитарные науки в России: профессия или жертва?»; 23 марта в 18-00 в ИЕиГН «Право на сон и условные рефлексы: колыбельные песни в советской культуре 1930-1950-х годов» .
Кстати, видеозапись лекции «История повседневности» есть на факультете искусствоведения и культурологии ИЕиГН.