Большой шум начался с малого: был опубликован список нормативных словарей и справочников по русскому языку. С 1 сентября приказ о признании нормативными сведений, содержащихся в этих 4-х изданиях, вступил в силу. И вместе с тем в силу каких-то эмоциональных законов поднялась буря возмущения, негодования и пр. Уже не в первый раз попытка языковедов довести до широких масс какое-либо регламентирующее действие, связанное с языком и речью, натыкается не просто на непонимание, но на активный отпор. Почему? Неужели предложения специалистов настолько нелепы, случайны, непродуманны, что это бросается в глаза всем, кроме экспертов и знатоков-лингвистов?

Зададимся вопросом: что просят (и каким языком) те, кто возмущён предложением создать единую нормативную базу русского правописания, произношения и грамматики? Они просят «оставить всё как есть», «не трогать тот язык, к которому мы привыкли», «не отбирать язык, доставшийся нам от великого Пушкина» и далее в том же духе (цитирую действительные ответы, мы провели небольшой опрос). При этом письменные ответы грешили очень некрасивыми ошибками (явно не доставшимися нам от Пушкина). Да и вряд ли тот, кто ссылается на Пушкина и других русских классиков, представляет себе реальный язык пушкинской эпохи: кладбИще, музЫка, библиОтека, «Погасло днЕвное светило»… Перечитайте в детстве заученные басни Крылова (вспомним совсем уж хрестоматийное: Когда в товарищах согласья нет, / На лад их дело не пойдЕт»). Вас удивит количество слов, произношение которых не совпадёт с вашим. Сказать, что классик плохо знал родной язык, вы не сможете. Так в чём же тогда дело? Чей язык «неправильный»: классика или ваш? Вот именно! Вы скажете, что язык меняется (не весь, конечно, лишь небольшая его часть): то, что было принято считать правильным раньше, сейчас выглядит как устаревшее, архаичное.

Позвольте вас спросить: а в какой момент «правильное» сейчас произношение перестаёт быть таким и становится устаревшим? Разве в языке это происходит одномоментно, как скачок, за день, месяц или год? Нет. Изменения накапливаются постепенно в речи носителей языка, эти изменения вступают в отношения с другими аналогичными случаями, и совершается переход от одной нормы к другой. Скажем, в начале 19 века принятым было ударение на -лог, -граф и -метр: идеолОг, физиолОг, библиогрАф, стеногрАф, баромЕтр, термомЕтр. Однако постепенно ударение стало перемещаться с последнего слога на предпоследний (скажем, в начале 20 века норма ещё варьировалась: правильным было сказать психОлог и психолОг, этнОлог и этнолОг) и окончательно затем нормативное ударение осталось одно: барОметр, термОметр, спидОметр. Одно, да не во всех словах. В тех, которые обозначают метрическую систему, мы употребляем иное ударение: миллимЕтр, сантимЕтр, киломЕтр.

Просьбы тех, кто просит «ничего не менять в языке», понятны. Они хотят стабильности, ведь нам удивительно «везёт» на социальные и языковые потрясения. Ещё прекрасный лингвист Л.В. Щерба отметил, что в обывательском понимании «язык изменяется до нас и будет изменяться в дальнейшем, но сейчас он неизменен». Так что не получится нам не быть свидетелями нынешних изменений. Чтобы норма изменилась (а она будет меняться, как меняется всё вокруг), ей, норме, как воздух необходим период варьирования. Тот период перемен, в который, как вроде бы говорят китайцы, лучше не рождаться.

Обывателю надо понять, что варьирование не противоречит языковой системе, каждый из вариантов предусмотрен системой. Например кофе – мужского рода, потому что по происхождению он «кофий». Но и среднего, потому что внешнее оформление этого слова в нашем языке аналогично словам среднего рода: кафе, шоссе, кашне, пенсне. И такое положение не сейчас обнаружилось. В «Орфоэпическом словаре русского языка» под редакцией Р.И. Аванесова в 1989 году приведены оба эти варианта как допустимые. Конечно, и 20 лет недостаточно для изменения нормы. Но лингвисты норму не поменяли, они лишь отметили тенденцию в языке и закрепили её в словаре. Они закрепили право тех, кто использует другой, непривычный нам с детства вариант, тоже считаться грамотным человеком.

Человек защищает родное, знакомое с детства словоупотребление. Это как защита себя, любимого, потому что если моё – значит, «правильное». Отсюда и неприятие чужого, кажущегося неправильным. «Чужой» по-гречески звучит «xenos» (передаём латиницей), неприятие чужого, враждебность ко всему не своему носит название ксенофобии (конечно, если это проявляется агрессивно, пусть даже только эмоционально).

Вот и задумаешься, слыша вокруг да около языковой шум-гам: не проявление ли это того самого нехорошего чувства. Можно сказать, проверку на толерантность мы не выдерживаем. Лингвисты, знатоки и поборники языка, более терпимы и благожелательно настроены по отношению к языку и к его праву на изменения. Они ведь понимают, что нельзя запретить языку меняться.
А ещё нельзя требовать от языковедов быть закоснелыми пуристами, упрекая в том, что учёные оказались «за» некоторые языковые изменения. Надо просто понимать, что составление рекомендаций и предписаний – это труд, и он совершается не наобум, по лингвистическому хотению, а по трудно уловимому языковому велению. И поверьте мне, расслышать это веление в шуме наших дней могут только весьма подготовленные специалисты.

alsperanskaya@yandex.ru