На минувшей неделе в Красноярске при аншлаге выступил яркий импровизатор-пианист Даниил Крамер. Красноярский академический симфонический оркестр под управлением Марка Кадина на этот раз предстал в необычном для себя амплуа, соединив в одной программе классику и джаз. Похоже, эксперимент удался. В заключение на бис Крамер исполнил импровизацию на две темы Гершвина. Знаменитая композиция «The man is love» и попурри «Nice work if you can get it» в подаче маэстро довели слушателей до экстаза. После концерта Крамер, который любит шутить не только в джазе, но и в жизни, ответил на вопросы и подарил газете СФУ автограф.

– Довольны ли Вы своим выступлением?
- Я вообще очень редко отвечаю на подобные вопросы положительно. Сегодня, например, было много борьбы с роялем. Дело в том, что этот инструмент не совсем концертный, а камерный, и дабы вытянуть из него хоть что-нибудь, а тем более блеск и скорость, с ним пришлось «драться», чем я и занимался всё первое отделение.
– Часто приходится преодолевать подобные барьеры?
– А что делать? Я практически всегда играю на инструменте, который предоставляет приглашающая сторона. Бывает, музыканты поступают иначе: например, за некоторыми возят рояль. Однажды и мне пришлось исхитриться: когда была серия концертов в южной Франции, предложенные инструменты меня категорически не устраивали, и менеджер нашёл в Париже приличный магазин, где ему выбрали прекрасный концертный «Стейнвей», и отдал дирекции график моих гастролей по стране. Мы ушли оттуда и забыли проблемы. Сотрудники магазина привозили рояль в нужный день, в нужный зал, сами настраивали – я приходил, играл и уходил. В России такая практика вряд ли возможна, потому что расстояние далеко не французское…

– Вы сказали, что редко довольны собой. Неужели никогда не возникало желание вслед за Пушкиным воскликнуть: «Ай да Крамер, ай да…»
– Бывают концерты, когда кажется, что в этот день Бог на тебя сверху посмотрел. Но это от тебя не зависит: оно приходит один-два раза в год, и не знаешь – когда? В такой момент хочется воскликнуть вслед за Пушкиным… Главное условие, чтобы всё вокруг тебя способствовало максимальному комфорту игры.
– Что привлекает известного пианиста в провинции?
– Вопрос не корректен. Провинция – это не территориальное понятие, а ментальное. Территориально мне до большой лампочки, где играть. Я выступал в африканских деревнях, как вы думаете – это легче или тяжелее, чем играть в Красноярске? Потяжелее, уж поверьте мне. Особенно, когда вам мило докладывают, что единственный рояль в стране съели термиты и придется играть на электронных клавишах. Поэтому Красноярск, если и провинция, то только потому, что вы так думаете. Почти 70% высшей московской интеллигенции – не что иное, как провинция. Я – тоже, поскольку харьковчанин, прожил на Украине до 19 лет. До сих пор мечтаю уехать из Москвы и жить в маленьком, тихом месте, где нет четырех миллионов автомобилей и 16-ти миллионов человек. Был бы Красноярск уютней и не такой холодный, я бы с удовольствием купил здесь квартиру, но не куплю – вы далеко.
– Когда Вы работаете дома, как реагируют близкие?
– Ни родные, ни соседи меня как шумовой эффект уже не воспринимают – «под меня» даже и соседские дети спокойно спят, настолько я привычен. Другой вопрос, что я нормальный человек – сам ценю тишину и собственный покой и никогда в жизни после восьми или полдевятого вечера (если только у меня не абсолютный стресс) не сяду за фортепиано. Но если позарез надо – уеду куда-нибудь: в институт или в консерваторию, возьму себе класс и сяду заниматься. Это не трудно.
– Как воспринимаете игру других пианистов?
– По-разному. Но обычно, если начинаю слушать другого музыканта и ловлю себя на мысли, что анатомирую любимую женщину, то это значит, что там не всё в порядке. А если наоборот всё хорошо – у меня возникает только желание развалиться, закрыть глаза, слушать и наслаждаться. Случается, люди жалуются, что не понимают ту или иную музыку. У меня по этому поводу начинается хохот, ведь фраза показывает: человек не догоняет, что музыку и не надо понимать! Музыку должен понимать только тот, кто её делает и тот, кто пришел на концерт учиться, как это делать. У всех остальных должно быть только два критерия: нравится – не нравится. Всё! Если вы способны оценить тонкости, то вы ещё и гурман. Приведу пример: когда вы берете очень вкусную чашку кофе – разве думаете о том, кто его срывал, при какой температуре жарил, как перемешивал и упаковывал? Нет! Вы просто чувствуете: как вкусно! это дорогой кофе, но я готова платить и пить этот кофе! То же самое и с музыкой.
В консерватории, на первом уроке, всегда объясняю студенту: пока ты находишься на стадии, когда я способен тебе музыку рассказать, объяснить, это значит, мы с тобой занимаемся ремеслом, какого бы высокого уровня оно ни было. Когда ты будешь играть так, что у меня появятся охи-ахи, и я начну говорить – нет, мне не нравится, но я не знаю, как тебе объяснить, попробую показать, – вот тут начинается искусство, которое не подлежит объяснению и пониманию, а только одному критерию – чувствованию. Когда вы пожмёте плечами и спросите: «Как вы это сделали? У вас в этом пассаже откуда-то дыхание взялось…». Я отвечу: «Сделал, но не знаю как, и не желаю знать!». Как только я захочу понять, как это возникло,– волшебство исчезнет. Тут я согласен с Окуджавой: «каждый слышит, как он дышит…».

Вероника Махотина и Данииил Крамер

– Над какими проектами сейчас работаете?
– Новый захватывающий проект «Джаз и оперный голос» – совместная работа с оперной певицей, солисткой Музыкального театра им. К.С. Станиславского Хиблой Герзмавой. Великолепная, потрясающая вокалистка! В проекте – оперные арии, романсы, немножко оперетты. Но при этом мы не идем ни по пути Джесси Норманн, ни по пути Образцовой с Бутманом – мы выбрали свой. Задача была – не опустить оперный голос в джаз и в то же самое время не переправить аккомпанирующее джазовое трио в классику. Мы преследовали цель: соединить несоединимое таким образом, чтобы классика повернулась неожиданным боком – иногда трагическим, иногда юмористическим. Я думаю, что бедный Глинка точно бы не узнал свою «Инезилью», если бы услышал, во что мы её превратили! До конца не уверен, но почему-то льщу себя надеждой, что Верди не расстроился бы, услышав, что мы обрезали арию из оперы «Травиата» (оставили маленький фрагмент и сделали из него трагическую джазовую балладу). И Моцарт, по-моему, не возражал бы, услышав, во что мы превратили «Маленькую ночную серенаду» и «Аллилуйю» — и мы это сделали!..
20 января состоится презентация проекта «Джаз и оперный голос» в Музыкальном театре им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, а после – запись диска и мировые гастроли. Ещё новость – на выходе мой новый альбом «JAZZ GAMES». Кстати, я случайно в Интернете обнаружил, что у меня в Швейцарии есть полный тезка – Даниил Крамер – джазовый саксофонист. Вот, собираюсь как-нибудь пригласить его на гастроли!
– Крамер против Крамера?
– Что-то вроде!...