Взрослая история маленькой девочки

У меня хороший папка. Он у меня добрый. Когда не пьяный, конфетами кормит. А когда пьяный, плачет и говорит, что хочет в Воркуту, к маме. Я люблю моего папку. А еще я шапку его люблю! Она большая, лохматая и страшная, и я её раньше боялась, когда была совсем маленькая, а теперь мне целых шесть, и я уже умею говорить букву РРР и спать без света. Когда папка пьяный, он любит на меня эту шапку мерить, а я не вижу в ней своих коленок и всегда падаю, папка смеется, а мама бьет папку веником. Папка тоже любит свою шапку! Еще бы, ведь она с ушами, теплая, и пахнет страшно – «Медведем. Самцом!» - говорит папка. Я, правда, не знаю, кто такой Самсом, но, наверно, кто-то страшный, и папка очень смелый, раз не боится своей шапки из Самсома. Я бы боялась.

А еще мой папка честный! Когда приехал дядя милиционер и спросил, кто на заводе таскает кабель, папка честно сказал, что дядя Володя. Милиционер обрадовался и уехал вместе с дядей Володей. А через неделю дядя Володя вернулся и побил папку. Папка и мне говорит всегда быть честной, но я не хочу, чтобы меня били, и поэтому ни за что не скажу, что дядя Володя приходит к маме каждый вторник.

А еще мой папка герой! Когда ему надоедает, что мама бьет его веником, он уходит из дома на неделю и совершает подвиг. Мама всегда говорит: «Опять на подвиги ходил!», а папка снова хочет в Воркуту.

А один раз под Новый год папка ушел за елкой и вернулся только через четыре дня. Без Ёлки. Наверно, он совершал новый подвиг и был совсем-совсем занят, но всё же… Он пришел добрый и принес мне конфету. И сказал: «С Новым годом, дочка!» А я удивилась, что папка принес с подвига конфету, а не Ёлку, потому что на Ёлку можно повесить много конфет, а на конфету не повесишь ни одной Ёлки!
— А где Ёлка?
Папка удивился. Он забыл про Ёлку!
— Хочу Ёлку!!! Папка, как без Ёлки-то?!

Тогда папка, чтоб я не ревела, начал затыкать мне рот конфетой, но, увидев, что мама на кухне взяла уже не веник, а кочергу, попятился, наверное, заторопился пойти совершить еще один подвиг.… Ну а Ёлка-то, Ёлка??
Тут пришли мама с кочергой.
—Эх, ты! Явился! Без ёлки! Лучше б ёлка явилась без тебя, всё трат меньше!
Папка расхрабрился.
— Не реви, доча! Разве ж у тебя папка не герой? Хочешь ёлку, будет тебе ёлка!
– Иди-иди, два часа до Нового года, может, только до ближайшего леска добежать и сумеешь! – мама мечтательно качнула кочергой, а папка странно попятился. Неужели он боится кочерги? Или… мамы?
– Вот и пойду! Пойду и принесу! Будет елка – загляденье, правда, доча?

Папка подозрительно нетвердо стоял на ногах, наверно, подвиг совсем обессилил его, и мне показалось, что он не сможет поднять даже мамин фикус, не то что Ёлку, но я радостно булькнула сквозь слезки. На всякий случай.
И папка пошел! Шел он долго, под маминым пристальным взглядом старательно обходя домашние тапочки, специально мамой раскиданные, потом была кошка, коврик, две кастрюльки, валенки и мешок с гречкой. Раньше это был хороший мешок, но потом мне стало интересно, как живут внутри гречечки, и теперь его ни за что нельзя отодвигать от стенки. Жалко, мама еще об этом не знает. Так вот, папка шел, шел…
И вышел на крыльцо! Он расправил плечи, выпрямил спину, и я поняла, какой всё-таки герой мой папка!

Мама же что-то фыркнула вдогонку, захлопнула дверь, и они с кочергой пошли готовить и не видели, как я, одевшись, побежала за папкой.
—Папка-папка!!!
Папка испугался.
—Ой, что Настюша скажет!!! Беги домой быстро!
—Нет, папка, я за Ёлкой пойду!! Пойдуууу, – и распустила слезки.
Папка еще больше испугался.
—Ладно-ладно, только тихо! Поздно уже, зачем соседей пугать?
—А где мы Ёлку брать будем, папка? В лес пойдем?
—Эээ, зачем в лес? Здесь где-нить возьмем…
Ясно всё. Воровать решил мой честный папка.
—Ой, как интересно! А у кого брать будем? Тут у дяди Володи Ёлка во дворе растет! Красивая..?

У дяди Володи папка почему-то не захотел, но топор взял побольше, и потащились мы на самый край посёлочка к…к.…
- К кому, папка??
- Тссс! К Никифоровичу!

А дяденька Кефирович был добрый. Когда был пьяный, пел грустные песни про любовь, например «Жил-был у бабушки серенький козлик, бабушка козлика очень любила…». А так как пьяный он был всегда, эти песни знал наизусть весь посёлочек, но Кефировича все равно приглашали на всякие праздники, потому что он был с гармошкой. Наверно, он не обидится, если мы у него Ёлку возьмем, мы ведь вернем, да, папка? Тем более Кефирович свою Ёлку любил, всегда говорил, что она всем Ёлкам Ёлка, так разве не здорово, что мы её нарядим красивую?
Дяденьки Кефировича дома снова не было, зато через три дома хорошо были слышны рыдающие строки до боли знакомой песенки.… И была дома его собака Ромашка. И её будка была прямо под Ёлкой.

Ромашка была не очень добрая. В своей жизни она уже задрала двух быков и козла, причем я очень подозреваю, что под словом «козел» мамочка подразумевает какого-то дяденьку…. Жалко, папка об этом ещё не знал. А потому и решил, что Ромашка лучше дяди Володи, хотя лично я не одобряю его выбор. Как ни крути, дядя Володя не станет сбивать с ног и кусать за попу.

Папка видел Ромашку раньше только издалека, поэтому он очень удивился, что Ромашка ему выше, чем по пояс, да к тому же еще и не рада совсем, что мы пришли, наверно потому, что дяденька Кефирович пошел пьянствовать, а её с собой не взял.

Папка говорил, что в молодости был разведчиком, наверное, потому, приглядевшись к Ромашке, он упал в снег и притворился мертвым. Военный ход. Ромашка же, наверное, тоже была разведчиком, потому что не поверила моему папке, а подошла и написала на него. Или она всегда так глумится над павшими, не знаю. Или она, как главный командир генштаба, проверяла папку-разведчика на профпригодность. Не прошёл мой папка.

Он вскочил и закричал какое-то длинное красивое слово, кричал воодушевленно и душевно. Это одно из таких слов, которые, как говорит мамочка, разжижают мозги, а потому всегда нужно затыкать ушки, когда папка начинает ими сыпать во все стороны. Обычно, когда папка сыплет такими словами, мамочка всыпает ему веником, и они сразу мирятся. Но здесь не было ни мамочки, ни веника, а потому папка почувствовал свободу. Ромашка же обрадовалась, что папка живой, это было видно по её морде, расплывшейся в довольной улыбке. Очевидно, она была рада, что кто-то пришел вместе с ней встретить Новый год, а потому в порыве чувств бросилась в объятья папки. А папка почему-то не оценил и, вскричав каким-то не папкиным, а, скорее, маминым голосом, бросился бежать. Правда, бежать было некуда, потому что ограда у Кефировича была маленькая, цепь у Ромашки была длинная, и ворота закрывались снаружи… Ромашка бежала, радостно подпрыгивая, лая и иногда икая, ноги её слегка заплетались, я сначала не поняла, почему, а потом заметила - я на всё смотрела сквозь щелочку в калиточке - около ромашкиной будочки пустую водковую бутылку и валенок. Была такая у этой собачки слабость – хватать через дырку проходящих мимо ворот дяденек за ноги и отбирать у них их пожиточки. Наверно, для последнего водка была очень дорога как пожиток, раз Ромашке даже пришлось в пылу битвы отобрать у него валенок, чтоб завладеть сокровищем.

И теперь Ромашка была счастлива и добра как никогда! По её мордахе было видно, что она любит сейчас весь мир и моего папку в особенности и что ей очень досадно, что папка никак не даётся поцеловаться. А папка не видел лица Ромашки, потому что бегал по двору, не оглядываясь, и, наверно, думал, что собачка хочет его съесть, потому что всё ещё голосил об этом на всю округу. Даже странно, как его Кефирович не услышал.

Наконец более ловкая в отсутствии путающегося в ногах овчинного тулупа Ромашка радостно сбила истеричного папку с ног.
- Пошла прочь, псина!!! – закричал мой какой-то уже не смелый папка. И тут Ромашка обиделась на него как женщина.
Наверное, разорванная в клочки за три секундочки ушанка и капающие из Ромашкиного рта кровожадные слюни были лишь началом яркого собачьего новогоднего мщения, но папка мой отчего-то не стал дожидаться. Наоборот, он каким-то чудом вскочил на ноги и побежал. Бежал он, правда, недолго, но красиво прыгнув, уцепился за ворота и повис на них. А Ромашка повисла на его ноге.
- Аааа! – пел мой папка, - Маааама! Ну почему я тебя не послушался, когда ты говорила мне идти учиться в филармонию?!

Я подумала, что папка, верно, совсем уже с ума сошел, раз кричит про каких-то Филю и Моню. Я знаю только тетеньку из фильма, которая говорит: «Моня, не нервируй меня!». Или она говорила «Муля»? Мне стало страшно, что эта Филя сейчас прибежит на папкин зов и решит, что это я – её потерявшаяся девочка, и я попробовала папку заставить замолчать: кинула ему через заборную дырку в рот конфету, что он мне принес. Ириска, между прочим, моя любимая. Только папке в рот я не попала, а попала в рот Ромашке, которая его открыла, чтоб уворованный у папки валенок выплюнуть. Собачка очень удивилась, что ей что-то в рот упало, что даже поздно увидела, как к ней сверху упал папка. А папка, не даром был разведчиком, быстро разработал план действий. Схватил валявшееся рядом железное ведро и натянул Ромашке на голову.

Ромашка очень удивилась. Даже вскочила и запрыгала в ужасе вокруг папки, который, кстати, тоже был в ужасе, а может, снова решил притвориться мертвым. Собачка прыгала – а ведро все не сползало – пока не встретилась с Ёлкой. Как загрохотало! Ёлка покосилась, ведро вмялось, а Ромашка, видать, совсем ополоумела, потому что завыла медвежьим голосом, вынесла ворота и побежала с ведром на голове в лес.
-
Папка-папка, побежали скорей! Ёлку наряжать хочу!
- А? – папка зачем-то набил себе в рот и в уши снега, наверно, он лепил Ромашке снеговика, умаслить хотел. – Она ушла?
- Она побежала в лес за медведями. Давай Ёлку брать, а то Новый год скоро!
Папка как-то погрустнел, когда про медведей услышал. Он, верно, подумал, что Ромашка их с собой к нам приведет – праздновать. Даже покачнулся. Но я распустила слезки, да и откуда-то с веселых домов начал доноситься голос Кефировича «Все-все, схожу до дому за своей гармоникой, щас тока, по последней…», и папка торопливо срубил-таки мне Ёлку, благо, она до нас еще покосилась ромашкиными стараниями.

Мне было так весело и радостно, что пока папка тащил Ёлку до дому, я прыгала вокруг него на одной ножке.
- Папка, папка, а почему мы дворами убегаем? Боимся всем нашу Ёлку красивую показать, чтоб не завидовали?
- Тссс, доча, да, никому не хотим показать! И где взяли, тоже никому не хотим рассказывать, не только сегодня, а вообще, поняла?

А я была радая и на все согласная! Даже мама с кочергой, не чаявшие, видно, нас в этом году увидеть, обрадовались и даже не сильно папку побили за то, что меня с собой сманил. Папка по поводу Нового года даже не стал проситься в Воркуту, а водил со мной хоровод вокруг Ёлочки, только всё странно на дверь поглядывал. Неужели он ждал кого-то, а мне не сказал совсем? Может, он боялся медведей, за которыми ушла Ромашка? А, может, беспокоился, что Кефирович сейчас один Новый год справляет, даже без собачки? Хотя я вовсе не согласна – наверняка на его крик на весь поселочек «ОБВОРОВАЛИ, НЕХРИСТИ!!!» сбежались все его собутыльнички и сейчас всем очень весело.

А Ёлка стояла и радовалась, что мы её нарядили такую красивую и что я её люблю так сильно. И я, и мамочка, и кочерга с веником – все были такие праздничные, что даже папка ошалел от собственного героизма и начал мне про подвиги молодости сочинять, что бывает редко, только когда он и пьяный и веселый одновременно. Про Ёлку я так никому и не рассказала, правда, через два дня Папка все же вернулся домой с подбитым глазом и покусанным валенком. Оказалось, это мама, которая не была предупрежденная, соседкам рассказала, как мы в полдвенадцатого ночи с папкой где-то Ёлку достали, а тети Валя-Таня-Нина-Света-Наташа-Ариша-и как-то там еще, верно, были шпиёнами Кефировича. «Вот они, глаза и уши современной действительности. В Воркуте такого нет,» - сокрушался папка, пока мама заливала ему глаз йодом. А увидел вошедшую меня, забахвалился: «Вот найду, кто сболтнул, уши поотрываю». А ведь нашел же, только не поотрывал… Только это уже другая история!