Анна ФАЙГЕНБАУМ

Говорят, если хорошо поискать, даже во вдоль и поперёк «изъезженном» материале можно увидеть что-то, чего раньше никто не замечал, по-новому открыть для себя старые истины. В этом даже есть какой-то азарт – например, все знают априори, что чёрное — это чёрное, белое – белое, а ты, вглядевшись повнимательнее, заявляешь, что, нет, оказывается, и на Солнце бывают пятна.

Так и на этот раз – все знают поэта Владимира Маяковского как «глашатая революции», революцией же мобилизованного и призванного, а мне хотелось бы рассказать о том, каким я увидела поэта – истинным лириком, рассказавшим о любви ТАК, как до, да и после него, не говорил никто… Для тех, кто любит и ценит творчество В. Маяковского так же, как и я, эти размышления не будет в новинку, а кто-то, быть может, сможет посмотреть на него другими глазами..

Маяковский всегда хотел от жизни слишком много — хотел всех выкупать в океане своей любви, хотел, чтобы солнце сняло перед ним шляпу, город грохотал его ритмом, хотел обладать миром, подчинив его себе безраздельно, или хотя бы улицей:

Она — Маяковского тысячи лет:
Он здесь застрелился у двери любимой…

Последнее, пожалуй, удалось ему лучше всего; во всём остальном он жил как бы наполовину…

Футуристические любовные романы Маяковского были мгновенными и обречёнными: первая «одесская» любовь — Мария — вышла замуж за другого (именно эта сцена станет ключевой в поэме «Облако в штанах»); Соня Шамордина, которую он катал на лихих извозчиках, засыпал своими книжками, не пожелала остаться с ним «навсегда» и попросту сбежала, не оставив адреса; Эльза Триоле, которую он буквально увёл из дома и которая, в конце концов, оставила его, вспоминала о своих отношениях с поэтом как о бесконечных ссорах и обидах. Она же подвела своеобразный итог: «…он ходил от женщины к женщине и, ненасытный и жадный, страшно грустил. Они были нужны ему все и в то же время хотелось единой и абсолютной любви».

Тоска по настоящей и чистой любви пронизывает всё творчество Маяковского с первых до последних строк; она просвечивается даже в стихотворениях, которые тематически абсолютно чужды любовным переживаниям.

Любовь!
Только в моём
воспалённом
мозгу была ты!

Своё понимание сущности любви Маяковский выразил в письме Лиле Брик, написанном во время их двухмесячной разлуки: «Исчерпывает ли любовь для меня всё? Всё, но только иначе. Любовь это жизнь, это главное. От неё разворачиваются и стихи, и дела, и всё прочее. Любовь это сердце всего. Если оно прекратит работу, всё остальное делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всём». Ощущение такой «Громады-Любви» не растрачивается В. Маяковским на протяжении всего творческого пути. Только с годами он придавал этому образу всё более гипертрофированные черты. Апофеозом такого восприятия «Любви-Громады» станут предельно экспрессивные строки из «Неоконченного»: Любит? не любит? Я руки ломаю// и пальцы// разбрасываю разломавши…»

Любовь воспринималась художником как источник жизненных сил для человека вообще, отсутствие же любви — равносильно гибели.
Лирический герой В. Маяковского заранее обречён на тотальное одиночество в своём стремлении к «Любви-Громаде», т.к. в буржуазном «Адище города» нет места этому святому и трепетному чувству. Любовь, да и сама мечта о ней, невозможна в порочном городском содоме. Поэтому любовь, изображаемая В. Маяковским, всегда представлена в контексте борьбы двух миров – мира чистоты и гармонии и мира «повелителя всего» — пошлости и разврата. В городе, застроенном харчевнями, питейными заведениями, публичными домами, нет ничего человеческого — там живут существа, лишь отдалённо напоминающие людей: «…с улиц,// с бесконечных козел// тупое// лицо их,// открытое лишь мордобою и ругани», все вместе эти существа сливаются в единую массу, толпу.

«Кесарево кесарю –
богу богово».
А такому,
как я, ткнуться куда?
Где для меня
уготовано логово?»

Такому, как Маяковский, некуда «ткнуться», и речь здесь идёт не столько о материальной, бытовой стороне дела, сколько о «духовном месте жительства». Но дело здесь еще и в том, что Маяковскому трудно, почти невозможно соответствовать. Во всём мироздании вряд ли бы нашёлся «равносущный» ему человек. Он сам говорит о том, что любимая «такая, как и он» — «не уместилась бы в крохотное небо» — (для этого исполина, человека-громады наше бездонное небо кажется ничтожно малым): «Если б был я // маленький,// как Великий океан, — // на цыпочки бы волн встал,// приливом ласкался к луне бы.// Где любимую найти мне,// такую, как и я?// Такая не уместилась бы в крохотное небо!»

Трагедия лирического героя В. Маяковского в том, что никогда не встретит он равнозначную любимую и равномасштабного себе человека. Поэту ничего не остаётся, как уйти прочь от всего этого блуда, «любовищу свою волоча», не найдя отклика ни в одной душе. До его истинных чувств никому нет дела…

В какой ночи,
бредовой,
недужной,
какими Голиафами я зачат –
такой большой
и такой ненужный?

«Любовная лодка» В. Маяковского, нагруженная горячей мечтой поэта о чистой и настоящей «Любви-Громаде», сталкивается с «пароходом современности», на котором процветают лишь человеческие низменные пороки.

Финал предсказан: «Он здесь застрелился у двери любимой». Сбудется с точностью. Трагедия «безлюбого» мироздания разрешится через невоплотимую любовь, итог которой подведёт поэт, поставив «точку пули в своём конце».