Кризис образа жизни

Публичную лекцию в Гуманитарном институте СФУ читает Виктор Охонин — информатик, социолог и биофизик, научный сотрудник University of Ottawa. Не сказать, что тема лекции особо интригующая («Экономика демографии и культуры на примере Канады: взгляд изнутри»), но аудитория шумит и бурлит: Охонин рассказывает истории из жизни, чертит на доске пикантные символы, шокирует слушателей цифрами и логическими конструкциями, сердито вступает в пикировки. Постепенно все присутствующие, включая преподавателей, оказываются обескуражены и не находят ответных аргументов. Охонин довольно улыбается и, не сбавляя оборотов, без проблем громит теорию, которую только что построил. Трудно спорить с многопрофильными учёными — уж всё-то они знают…

Говорю я с ним, уже подкараулив его после лекции.

— Виктор Александрович, какие у вас всё-таки профильные области научных интересов?

— Так…с мая этого года я работаю на кафедре аналитической биохимии на химфаке университета Оттавы как единственный математик. Считаю им коэффициенты для химических реакций и прочие несложные вещи. Ещё на полставки я там же, но в лаборатории квантовой статистической расчётной химии. Третья моя работа — здесь, руковожу грантом околокосмической направленности. Это чисто российский проект. Решаем технические проблемы — например, вопрос энергообеспечения лунной базы. Лунная ночь ведь длится две недели! Главное даже не люди — людей нетрудно две недели продержать впотьмах. А вот если вы хотите содержать оранжерею, то нужно туда постоянно подавать энергию, иначе возникнет масса проблем.

— Может быть, ядерный реактор?

— Была такая мысль, но это ведь чудовищно неудобно. Тогда у нас возникла простенькая совершенно идея — берём кусок лунного грунта, кубик со стороной пять метров, и греем его солнечной печью весь лунный день со страшной силой. Он так хорошо раскаляется, что после этого его как раз на всю лунную ночь хватит. Мы эту штуку рассчитали, доказали, что такой аккумулятор работоспособен, а деталей с Земли потребуется всего тонны две, сущие пустяки. Поэтому вопрос с ядерным реактором до тех пор, пока мы не говорим о промышленности на Луне, для которой нужно больше энергии, отпадает.

— Если я не ошибаюсь, Йоркский университет, в котором вы работали до Оттавы – ведущий канадский вуз, в котором действует космическая программа NASA по освоению Марса. Как-нибудь в этом поучаствовали?

— Нет, к сожалению, эту возможность упустил. Было интересно, я постоянно видел их плакатики, но как-то не довелось. У меня не было активного карьерного строительства.

— Думаю, когда дело касается учёных-эмигрантов, всем всегда интересно — как? Вот вы как в Канаде оказались?

— Это и правда любопытно! В 90-х мой товарищ, давно эмигрировавший туда, пригласил в Канаду своего друга Рэма Григорьевича ХЛЕБОПРОСА, а тот позвал своего ученика — меня. Я там поработал дней сорок, завязал отношения. И мы с этим моим приятелем поспорили: он говорил — а это было время «перестройки» — что через 5 лет Россия станет жутко процветающей страной. А я говорил, что нет. В 2000-ом он признал поражение и расплачиваться должен был, сделав эмиграцию мне и моим детям. Я с ним поработал немного, потом нашёл более подходящие варианты и с тех пор перемещаюсь по Канаде.

— Неужели канадская наука более привлекательна, чем наша? Что она вообще из себя представляет?

— О, это органическая часть мировой науки, там полный интернационал царит! Но об отдельной канадской науке говорить нельзя. Когда там вырастает талант-ливый учёный, поскольку язык у него такой же, как у соседа — США, и с границей проблем нет, и научные центры в Штатах куда авторитетнее, то успешные люди всегда уезжают на юг. Например, в Канаде нет самобытной космической программы, хотя однажды она вроде бы начинала возникать. Была группа учёных, которые спроектировали сверхскорост-ной самолёт околокосмического типа, после чего всех этих ребят кооптировали в Американскую лунную программу, и эти канадцы уже от лица NASA вложились в «аполлоновский» успех. Если сравнивать научную успешность Канады и России, то у нас всё несопоставимо лучше.

— А вы вот на лекции говорили, что российский учёный только ради денег может уехать за границу. Действительно так думаете?

— Это моя текущая ситуация. Не совсем ради денег, но в основном. Хотя я бы не сказал, что мне там не нравится.
Университетская атмосфера хорошая, нет бюрократии. Грантовая система, пожалуй, более здоровая — потому что мнение научного сообщества больше влияет на получение грантов, чем мнение узкой группы чиновников.

— Чем бы вам сейчас было интересно заниматься в научном плане? Есть какие-то исследовательские ориентиры на будущее?

— Проблема создания особо долговечных аккумуляторов энергии и их экологичности. Там не всё так просто, как кажется! Потому что если вы меняете аккумулятор раз в полгода, то это только слова, что вы что-то экономите. На самом деле лучше бы ездили на бензиновом: сырья на рециркулирование этого аккумулятора уйдёт столько, что вся ваша экономия испаряется. Мы не исключаем, кстати, что некоторые варианты электромобилей менее экологичны, чем обычные, именно по этой причине.

— Парадоксальное получается открытие…

— Далее идут ещё более интересные вопросы. Допустим, СО2. Благодаря Киотскому протоколу экология выбросов теплоты приобрела экономическое измерение. Россия, скажем, квотами даже торгует. Мы подумываем над тем, чтобы эту сферу атаковать, потому что там масса любопытных вопросов. Например, вокруг Москвы этим летом всё горело. Эти выбросы идут под Киотский протокол? По-хорошему, должны идти. А если они туда пойдут, то лесоохранная деятельность сразу станет рентабельной. Потому что за прокол такого типа страна будет вынуждена платить очень большие деньги. Тема как раз соответствует моей специальности, потому что проблемы выбросов углекислого газа мы изучали ещё начиная с проекта БИОС.

— БИОС? Проект по созданию искусственной биосферы?

— Именно он. Мы потом его наработками ещё долго пользовались. Скажем, когда в Институте биофизики работали на аналитический отдел корпорации Boeing, создавая им компьютерную модель системы жизнеобеспечения лунных баз, верифицированную на реальных данных БИОСа.

— У них же проводились свои эксперименты — зачем к вам обращались?

— Наш подход реально дал неплохие результаты. А в западных была масса смешных вещей. Ну, например, они отчитывались, что создали систему, и эта система выработала кислорода даже больше, чем это нужно людям. Халтура! Замкнутая атмосфера должна быть стационарной. Для этого нужно специально подбирать баланс растений, потому что человека можно уравновесить не одной культурой, а правильным сочетанием их, чего американцы не делали. Скажем, «Биосфера два» — это самая большая тухлая консервная банка в мире, где система вылетела в состояние, в котором люди не живут. Они приезжали к нам всё это обсуждать, но, как оказалось, не помогло. У нас был подход инженерный — сначала всё правильно посчитать, а потом делать в соответствии с расчётами. А они собирались сделать нечто, похожее на земную биосферу, и посмотреть, как там всё самоорганизуется. Результаты вышли поучительными — система срелаксировала в одно из биосферных состояний с тем же элементным составом, но в такое, где не может жить человек. Правда, другие твари там процветали — развелись какие-то нематоды, гигантские тараканы… Получилась другая планета. Философский итог: когда мы так шалим, это необязательно угрожает всей биосфере на планете; более вероятный сценарий — что это угрожает конкретно человеческому типу. Жизнь перейдёт в другое состояние, где мы будем умножены на ноль.

— Во время сегодняшней лекции вы прямо с каким-то ожесточением говорили о проблемах демографии. Считаете, это настолько больной вопрос?

— Именно больной! Вообще, я сторонник нормальной репродуктивности — минимум три ребёнка на семью. Это такой стандарт для благополучных состояний социума. Для неблагополучных минимум ещё выше. И сам я — образец многодетного папаши. У человека странная психология — привычное для нас есть нормальное. Но наша привычка, что нормален один ребёнок — антинаучна.

— А как в Канаде?

— Как у нас: один ребёнок. А один ребёнок — это то же, что ноль. Вообще, прогнозирование социальных катастроф я тоже считаю своей специальностью. У нас с Рэмом Григорьевичем Хлебопросом и Абрамом Ильичом Фетом, новосибирским учёным, книжка на троих выходила: «Природа и общество: модели катастроф». Так вот, я считаю глубокой организационной ошибкой для России все попытки замалчивания демографической проблемы. Запад, имеющий аналогичную проблему, вынужден её замалчивать, поскольку живёт с имиджем успешности. Мы не имеем такого имиджа, и поэтому резона морочить себе и другим голову нет. Напротив, мы должны много и с удовольствием обсуждать эту тему. Когда ты можешь легко фиксировать проблему, свободно эксплицировать её в сознание, ты попадаешь в хорошую ситуацию свободы, привлекаешь большие интеллектуальные ресурсы, появляется момент новизны. Для нас — это точка прорыва. Мы можем начать решать эту проблему.

— У нас, кстати, прошла Всероссийская перепись населения. Насколько важно, чтобы люди себя идентифицировали русскими по национальности?

— Вы знаете, я слышал про такой всесибирский флэш-моб: когда к тебе придут, назовись сибиряком. Обсудил со знакомыми тут, и все решили, что мы и правда сибиряки. Я придумал даже, как человек математический, кто такой сибиряк и чем он отличается от русского. Определение следующее — сибиряк не боится, что Сибирь отделится от Москвы.

— Определение как раз для первого сибирского словаря…

— Ну, это всё шутки. А вот товарищ Гумилёв говорил, что линейная положенность этносов — это вообще очень грубо и плохо для описания, что нужны матрёшечные вложенности с частичным перекрыванием. Например, русские и татары в одних ситуациях — это разные этносы, в других — один. И вот сибиряки в каких-то ситуациях могут выступать как общий этнос. Генетическое происхождение тут не так важно, как тип воспитания, как базовые стереотипы поведения. Ну…как тип софта. Кому-то поставили Linux, кому-то Windows, и это будут два разных этноса. Поверх пишут какие-то программы, но этнос уже не меняется.
Я, конечно, не сумасшедший, чтобы говорить о том, чтобы Сибирь отделить от Москвы. Но почему бы сибирякам не претендовать на некую самобытность, на то, что они несколько иначе всё видят? У нас немного другая проблематика, чем у Москвы. Например, я из Иркутской области, из мест, где много бурят живёт. И я до восьми лет не знал, что бывают межнациональные проблемы. А русский, живущий на Кавказе, вам скажет совсем другое.

— Наверное, и те, и другие опасаются утонуть в волне миграций и совершенно смешаться с иноземцами.

— Сейчас великое переселение народов, просто оно идёт экономическим, а не военным путём, и поэтому оно помягче, но по масштабности — такое же. Непонятно, к чему приведёт в итоге реформирование этносов… И вот на фоне этого разговоры о том, что нужно сохранять этническую чистоту… ну не до этих пустяков сейчас! Есть вещи базовые — у каждого ребёнка 46 хромосом, половина от женщины, половина от мужчины. Если жена негритянка или тайка, то их всё равно 23. В этом смысле гены ты спасаешь одинаково. Поскольку на улице время великих потрясений, то, ежели тебе удалось спасти свои гены, ты свою задачу уже выполнил. И когда стоит выбор вообще не заводить детей или заводить, то это проблемы просто не существенные.

— А культуру спасать?
— Культура — это другое. Современные культуры в первичном виде всё равно не смогут пройти через этот болезненный период. Это даже не война, это кризис образа жизни, понимаете? Ситуация объективно динамическая. Уцелеют только базовые вещи, которые дороги. Опять-таки, вспоминая Гумилёва, — он говорил, что этнос всё равно передаётся по матери. Софт ставит в основном она. Как в гареме у турецкого султана — жутко важный султан занимается своими делами, а у украинки родится украинец, у грузинки — грузин и т.д. От мужчины ничего не зависит. И опять нет особой необходимости рожать от своего.

— И как же человек должен себя в такой ситуации вести, чтобы, цитируя вас, не вышло «антинаучно»?

— В первую очередь, не разводить истерии вокруг этнического смешивания. И делать то, что сейчас важно — считать, сколько у кого детей. Лично у меня — пятеро. А всё остальное уже пустяки.

Евгений МЕЛЬНИКОВ

Похожие материалы