Каждые понедельник и среду я встаю на стул, затем на стол, тянусь к верхней полке и достаю «Словарь ударений русского языка»: на завтра нам нужно выписать очередную порцию слов с неведомым ударением, которые удивляют даже нас, видавших всякое третьекурсников. Выписываю, закрываю, ставлю обратно и не знаю, как жить дальше.

— Если снится, что чЕрпаешь воду, что это значит?
— Что, простите?

Я филолог. То есть специалист, который невысоко ценится государством (если измерять в денежном эквиваленте). При знакомстве слышишь: «Филолог? А занимаешься чем?» и после окончания института не всегда знает, кем и где он будет работать.

— А щавЕль у вас растёт?
— Что, простите?

Я должна говорить и писать правильно. И если с «письменными» орфографией, пунктуацией и грамматикой особых проблем не возникает (они достаточно консервативны и нормы их малоподвижны), то «устная» орфоэпия для филолога становится прямо-таки муками Тантала. Что делать, если книги, в филологическом мире считающиеся настольными, вне этого мира редко имеются и ещё реже — открываются? Как не выглядеть белой вороной в обществе, где мало филологов? Как мириться с тем, что твоё правильно поставленное ударение сталкивается с удивлённо-недоверчивым взглядом, перерастающим в знакомый вопрос:

— Вы уже откУпорили бутылку?
— Что, простите?

И откуда, наконец, берутся эти «нерусские» русские нормы? На этот запрос в строке поисковой системы получаю 6 миллионов ссылок с ответами. Первый же сайт поверхностно подходит к моему вопросу, вызывая ехидную улыбку на лице: «Произношение, которое соответствует орфоэпическим нормам, значительно облегчает и ускоряет процесс общения». То-то я смотрю, уже четыре абзаца о лёгкости и доступности понимания позади.

— Вы предвосхИтили ответ на мой вопрос.
— Что, простите?

На второй клик отозвалась стенограмма передачи «Наука 2.0»: ведущие брали интервью у Леонида Петровича КРЫСИНА, док­тора филологических наук, и очень интересовались, где и как возникает литературная норма. Выяснила, что филологи при составлении словарей опираются на исторический опыт. То есть традиция, сформированная нашими предками, действительно занимает важное место в нашей сегодняшней речи. Но! Современность тоже играет свою роль: другая составляющая нормы — это ориентация на образцовых носителей русского литературного языка (в XX веке ими были, например, Д.Н. УШАКОВ, Д.С. ЛИХАЧЁВ). В языке существуют варианты (например, творог и творог). И если в речи «идеалов» какие-то варианты произношения преобладают, то норма «подстраивается» под них. Одна норма может вытеснить другую, ибо норма — явление гибкое, меняющееся со временем.

— Мне кажется, или ваши представления об асимметрИи отличаются от моих?
— Что, простите?

Как получилось, что пути филологов и тех, у кого в дипломе написано название другой специальности, разошлись? В конце прошлого века пришли к власти и вышли на публику люди, для которых общаться на жаргоне, на просторечии, на ненормативных вариантах русского языка было легче, чем на классическом литературном. Люди «из телевизора» стали определённым «образцом»: тогда ещё не понимали, что с экрана — не значит правильно. А филологи так и продолжают сохранять традицию, культуру, литературный язык.

— Ни на толИку не похож на вас Толик!
— Что, простите?

И всё-таки человек, который смеётся над произношением филологов и спрашивает о значимости профессии, глубоко неправ. Казалось бы, зачем нужны эти нормы, говори, как хочешь! Ан нет. «Говорить на правильном русском языке — это значит ощущать себя частью единого целого, мыслить образами, понятными данному этносу, выражать его этические ценности», — говорит И.В. ДЕНИСОВА, эксперт в области деловой культуры. И мне нечего ей возразить. Да и нужно ли?

А «Словарь ударений русского языка» теперь лежит не на полке, а под рукой.

— Вы знаете, что афИняне…
— Я и про филистИмлян знаю.