С погодой не повезло. Как только мы отъехали от университета в сторону микрорайона Удачный, где на территории Свято-Успенского мужского монастыря ведутся археологические раскопки, пошёл дождь. Какие уж тут работы под открытым небом… Но, может быть, тучи обошли стороной объект нашего интереса?..

К счастью, дождь оказался кратковременным. Когда мы подъехали к воротам мужской обители, cтуденты (будущие историки) уже вышли из временного убежища и упорно продолжали копать. Ребята ловко орудовали лопатами, как говорят археологи, разбирали зачищенный культурный слой тонкими срезами в поисках артефактов.

Археологические работы на территории левого берега Енисея от Собакиной Речки до Академгородка (район, на котором известно более 30 археологических объектов — древних стоянок, поселений, погребений, пещер, объединённых учёными в Монастырский комплекс археологических памятников) начались ещё во второй половине XIX века.

В наше время научные изыскания здесь активизировались во второй половине 80-х. Два года назад под руководством заведующего лабораторией археологии, этнографии и истории Сибири, доцента кафедры всеобщей истории СФУ, кандидата исторических наук Павла МАНДРЫКИ студенты в разведывательных целях заложили шурфы на территории всего монастырского комплекса, в том числе и на землях ныне действующего мужского монастыря, построенного в конце XIX века. Была проведена разведка и обозначены границы стоянки «Западная, 5» (V-II тыс. до н.э.).

В настоящее время на территории обители полным ходом идут строительные работы, и на этом фоне исследователи древностей удачно вписались в контекст. Воспользовавшись моментом, сотрудники лаборатории археологии, этнографии и истории Сибири СФУ получили «открытый лист» и организовали научно-исследовательскую археологическую экспедицию. Нужно успеть закончить работы до конца сентября, ведь по решению краевых властей на этом месте уже в 2015 году планируется построить культурно-исторический центр.

Сегодня небесная канцелярия немного подкачала. Дождь сменился порывистым ветром. На подходе к раскопу грязь прилипает к подошвам, но на дне котлована ребята уже на уровне песчаного слоя, а песок — это всё-таки не глина…

— Тяжело копать?

— Тяжело! — признаётся второкурсник истфака ГИ СФУ Антон УВАРОВ. — Много мусора, корни попадаются. Бывает, натыкаемся на старые фундаменты. Городская археология вообще очень сложная.

— А местные жители проявляют интерес к вашей работе?

— Ещё бы! И задают порой глупые вопросы.

— Например?

— А не ищете ли вы тут клад Колчака? Мы объясняем, что ведём археологические раскопки, а для них это в диковинку. Помню, копал я шурф прямо на дороге, а неподалёку — стройка. Руководитель оттуда подошёл с претензией, но когда понял, что мы потом всё законсервируем, разровняем, — успокоился.

— Самое тяжёлое — верхний слой, где попадается и щебень, и кирпичи. Приходится работать ломами, — подтверждает ещё один второкурсник Павел ВЛАДИМИРОВ. — После того как снимаем верхний пласт мусора, перекопа и дёрн, начинается культурный слой. Тут важно аккуратно копать. А дальше, в песке, как правило, уже ничего нет, но всё равно делаем «контрольный штык», как положено по методике. Стенки раскопа зачищаем, фотографируем.

— Там, где мы сейчас стоим, до недавнего времени находился жилой дом постройки 50-х годов ХХ века, а ещё раньше — монастырская конюшня, кузница, — вводит в курс дела Юлия ТИТОВА, сотрудник лаборатории археологии истории и этнографии Сибири. — Культурный слой был сильно потревожен. Пришлось разбирать огромную гору «современного» мусора… Поэтому и в почвенных горизонтах обнаружили материалы разных эпох.
Юлия ставит на стол под открытым небом коробку и начинает извлекать оттуда артефакты. Каждая находка подписана, пронумерована, запечатана в отдельный пакетик.

— Чаще всего находим фрагменты керамических сосудов эпохи неолита — керамику усть-бельского археологического типа.

— Как вы определили?

— По специфическому орнаменту. Видите гребенчатые узоры с отступами? Каким они сделаны штампом — деревянным или костяным? Трудно сказать… Но то, что это ручная лепка — сомнений не вызывает.

— Если бы я случайно такие черепки где-нибудь нашла, то и в голову бы не пришло, что держу в руках огромную ценность… А что тут за дырочки?

— Это не дырочки, а орнамент в виде пояска ямок. Несквозные вдавления и для украшения могли служить, и для починки сосуда. Если горшок, к примеру, разламывался или трескался, то в этих вдавлениях проделывали сквозные дырочки и стягивали его, чтобы не выбрасывать, а использовать для хранения продуктов, например. По наличию нагара можно понять, что в горшке готовили пищу.

— Да уж, не откажешь нашим предкам в художественном вкусе и в изобретательности…

— С самого начала, как только появилось гончарное дело, не просто горшки лепили, а украшали их замысловатым орнаментом. На раскопанных участках памятника мы нашли также каменные наконечники стрел, каменные скребки, ножевидные пластины и ретушированные ножи-вкладыши, откопали и бронзовый брусочек. Тут площадка бронзолитейная должна быть, а это для Красноярска ценная находка. А вот каменная проколка с острием. Она покрыта ретушью, тонкими сколами. С помощью этого приспособления (прообраз нашей иглы) шили в то время одежду.

Юлия продолжает выкладывать сокровища древности.

— Это шлифованный каменный топорик, так его можно охарактеризовать по сечению и характеру рабочего края…

— Что-то на топорик не похоже — уж очень маленький, — сомневаюсь я.

— Они ведь бывают миниатюрные, но нашу находку использовали не как рубящее орудие, а в качестве клина — например, деревяшки им раскалывали, ударяя сверху по торцу шлифованного изделия. И монет здесь много нашли, к примеру николаевский серебряный рубль 1897 года…

— Похож на советский юбилейный, с барельефом Ленина…

— Монет такого диаметра в обороте уже не встретишь. Есть ещё у нас экземпляр, датированный 1916 годом, причём с отверстием посередине, его использовали в качестве украшения. Нашли мы в раскопе и монеты 1931 года, и даже современные казахские 10 тенге… А хотите я вам покажу самый интересный участок на памятнике?

Мы направляемся в сторону, где сохранился небольшой участок леса. Юлия предупреждает, чтобы я не запнулась о растяжки, указывающие на границы раскопа, и продолжает:

— Удачный — это уникальный микрорайон! Весь левобережный участок енисейской долины — один сплошной разновременной памятник археологии. Сейчас здесь терраса 10-12 метров, а в прошлом была серия небольших островов, и мы копаем как раз период, когда люди какое-то время жили на этих островках, обдуваемых всеми ветрами (зато было меньше гнуса), ловили рыбу, охотились.

В середине мая, когда мы проводили работу по определению границ этого памятника, на всей площади монастыря были выполнены археологические шурфы. Мы производили маленькие вскрытия — два на два метра. Где есть культурный слой — там и проходит граница раскопа.

— Интересно, а как вы работали в посёлке, сплошь застроенном таунхаусами?

— В этом-то вся сложность. Моя коллега рассказывала: «Продвигаемся по карте, определяя границы распространения памятника, а на пути коттедж огромный — садовник, гувернантка и всё прочее. Спрашиваем: можно ли у вас тут шурф заложить? — это на газоне-то, который стоит несколько десятков тысяч! А шурф закладывать — это снимать дёрн, землю выбрасывать наружу. Кто разрешал, а кто и отказывал. С одной стороны — дом находится на территории памятника археологии, и мы имеем полное право тут работать, а с другой — это частная собственность, и что скажешь против охранника?..».

Беседуя, мы подошли к законсервированному археологическому шурфу.

— Глубина его два метра 30 сантиметров, — поясняет Юлия. — Находки относятся к слою бурой супеси и залегают под дёрном. Для того чтобы убедиться в отсутствии здесь других культурных слоёв, углубились на два метра и вышли на галечник. Поняли, что это древнее русло Енисея.
Нельзя было пройти и мимо ещё одного раскопа, на дне которого, не обращая внимания на дырявое небо, две студентки тщательно разбирали древнюю кучу мусора. Вот так подарок для археолога! Работали кисточками, осторожно.

— К сожалению, в этом месте проходит водопровод, поэтому значительная часть культурного слоя просто уничтожена современным человеком, и мы никогда уже не узнаем, что здесь было. Неподалёку очаг нашли, выложенный по кругу камнями; кучу косточек мелких… После того как находки зачистим, сфотографируем, опишем — отправим их в лабораторию. Там материал моется, шифруется, описывается, зарисовывается и фотографируется, каждая находка заносится в опись.

— Не мешают раскопки учебному процессу?

— Преподаватели относятся с пониманием, но ребятам, конечно, приходится навёрстывать. Мы разрешаем им приходить на раскопки в удобное время, не на полный рабочий день, а, скажем, после занятий.

В августе нам помогали курсанты Военно-инженерного института. Сейчас в среднем около 20 человек ежедневно выходят на работу. Университет предоставляет обеды, горячий чай. Да ещё местные жители подкармливают, угощают нас помидорами, ранетками, грушами…

Пока беседовали, в нескольких шагах от нас заработала рация. Это сотрудник лаборатории Лилия ПУПАЕВА приняла сообщение об очередной находке (фрагмент керамики) и с помощью тахеометра зафиксировала сведения об артефакте — его местоположение, глубину залегания и т.д. Говорят, что тахеометр лишь недавно заменил археологам бумагу-миллиметровку для фиксации находок…

— Полевой этап — это только начало. Самое сложное — сводить всё это в научный отчёт, делать анализ материала, — говорит на прощание Юлия Титова. — Месяца два-три на это уйдёт. Работы много, сами видите. К примеру, вот эти маленькие фрагменты керамики нужно будет собрать, склеить в целые горшки, как трёхмерный пазл, если удастся. Процесс длительный, но зато очень интересный!