Об итогах научных экспедиций Владимира Шишова в Китай, Францию, «на севера» в Якутию, университетские СМИ рассказывали не раз. Владимир — дендрохронолог, специалист по реакции древесных растений на глобально изменяющийся климат.

Полтора десятка сертификатов и благодарственных писем от европейских и азиатских университетов, изучающих лесную науку, украшают его рабочее место. Привязанность ко всему живому очевидна — прямо за спиной календарь с видами природы. При этом В.В. Шишов — заведующий кафедрой математических методов и информационных технологий СФУ. «Я в жизни многое попробовал, — признаётся Владимир Валерьевич, — был журналистом, школьным учителем, даже вышибалой в ночном клубе. Но наука — это навсегда».

— Владимир Валерьевич, почему выбрали научную карьеру? Вы из семьи учёных?

— Мои родители были простыми людьми: папа рабочим, а мама — служащим. Но они с детства мне говорили: «Учись, иначе будешь мести дворы». Я хорошо учился в школе, особенно любил математику. Хотел поехать в Новосибирск и там поступить в военное училище, но не прошёл комиссию. При этом спортом я занимался, ещё как! И хоккей с мячом, и вольная борьба, и бокс, и даже стрельба. Мы всё делали, чтобы загрузить себя по полной, родители тоже старались оградить от влияния улицы — жизнь в неблагополучном на тот момент Комсомольском городке, практически на окраине Красноярска, была опасной. Конечно, атмосфера этого района, бараков и переулков, среди которых прошло моё детство, наложила свой отпечаток. Драться я умею. Евгений Александрович ВАГАНОВ, мой учитель и бессменный научный руководитель, до сих пор зовёт меня «хулиганом». Вроде и не задираюсь особо, но за себя и за своих всегда готов постоять.

В 1988 году я поступил на матфак в Красноярский государственный университет. Конкурс был высокий, учиться очень сложно. Помню, Карл Каримбаевич ДЖАНСЕИТОВ, знаменитый профессор КГУ, как раз вернулся из Алжира и читал нам первую лекцию. Когда она закончилась, сорок человек из двухсот двадцати, поступивших на поток, просто пошли и забрали свои документы, таким пугающе непонятным показалось им услышанное. Ну а те, кто остался, уже учились изо всех сил.

У нас действовала инновационная для того времени рейтинговая система — студенту важно было оказаться в топе, потому что чем ближе к «хвосту», тем больше шансов на отчисление. И была эта система «о двух концах», поскольку «недотягивавших» преподавателей студенты тоже могли поменять. Таким образом, к третьему курсу у нас в группе остались только сильные, жёстко конкурировавшие между собой студенты, и преподавание велось на высочайшем уровне. Кстати, преобладали у нас девушки. И численно, и по успеваемости. Я учился с удовольствием и даже получал повышенную стипендию. 60 рублей — это были очень приличные деньги, мог жить, почти ни в чём себе не отказывая. Родители помогали, конечно.

И вот после второго курса у меня случилось маленькое чудо в жизни. Подошёл Карл Каримбаевич и спросил: «Володя, будете заниматься наукой под моим руководством?». А он был для нас недосягаемой величиной, кумиром всего факультета! Я, понятно, согласился и ни разу об этом не пожалел.

А на четвёртом курсе я занялся исследованиями под руководством академика Ваганова. Путь из математиков в дендрохронологи не такой уж необычный. Я занимаюсь вычислениями, помогающими понять, как деревья отреагируют на те или иные изменения климата, по-прежнему работаю с числами, математическими методами и численными моделями.

В Светлогорске Калининградской области проходила молодёжная научная конференция «Годичные кольца в археологии, климатологии и экологии» (TRACE, 2016). Мы там проводили мастер-классы для молодых исследователей, изучающих методы дендрохронологии. Такие школы — очень хороший способ найти себе единомышленников и новых коллег. Вот как раз в то время ещё студенты, а теперь учёные из Чехии и Словении очень нашими разработками заинтересовались и уже выпустили несколько толковых статей, основанных на достижениях нашей сибирской науки.

Взятие проб

— Как работалось под руководством Ваганова?

— Благодаря Евгению Александровичу я попал на первое международное совещание в 1991 году; приехали японцы, немцы, представители США, делали доклады, в которых я тогда ни слова не понял — английский был нулевой. Следом была первая в моей жизни экспедиция — чуть южнее села Ярцево Енисейского района, исследовали местные бореальные леса.

— Когда выучили язык?

— Когда понял, что вся мировая наука на нём делается, поскольку начал ездить на зарубежные конференции и стажировки. Честно говоря, до сих пор стараюсь совершенствовать навык c помощью кембриджских курсов, читаемых в нашем университете сейчас на очень высоком уровне. Разговорный английский у меня достаточно хороший, есть несколько сертификатов американских университетов, где указан уровень C1. Экзамены сдавал в форме собеседования, и это хорошо — грамматика мне даётся куда сложнее разговора.

— Как вы попали на телевидение и стали одним из первых корреспондентов красноярского медиа-холдинга «Дела»?

— В 1995 г. я вернулся в Красноярск из США, где проходил обучение. Моей аспирантской стипендии не хватало практически ни на что. Сидели мы однажды на автобусной остановке с другом Александром КИРДЯНОВЫМ, работавшим по контракту в Кембриджском университете последние два года (теперь он — учёный СФУ). Думали, как жить дальше. Собирались в очередной раз уходить из науки. Надо сказать, с нами это периодически случалось — накрывала тревога; а на утро опять ехали в лабораторию и работали. Но не в этот раз. Я согласился на предложение Владимира ПЕРЕКОТИЯ, которого знал по студенческому КВН: он собирался вместе с Максимом ГУРЕВИЧЕМ делать ежедневную передачу об экономических событиях региона, рассматривать их в контексте российских и общемировых процессов. Мы с ребятами давно приятельствовали, играли в одной команде «Аксакалы» (из которой затем выросли «Сибирские монахи», выступавшие в Высшей лиге КВН). Так я оказался в «Делах».

Передачу начинали делать малыми силами: во главе встал Владимир Перекотий, под его началом работали Регина ЮРКИНА, ещё несколько сотрудников, в том числе я. Наука не исчезла из моей жизни, она шла… фоном. Мы практически жили в студии телекомпании «Афонтово», я попутно разбирался в премудростях экономики. Это, кстати, большой плюс образования, полученного на кафедре алгебры и логики КГУ. Имея такую базу, я легко вникал и в экономические, и в политологические тонкости. Платили нам отлично, за год «Дела» вышли на полную самоокупаемость. Мой рабочий день длился двенадцать часов, а добравшись, наконец, до дома, я садился за научные расчёты. Не удавалось заниматься наукой на полную катушку, но и бросить её окончательно в голову не приходило.

— Вы ощутили вкус известности благодаря работе в СМИ?

— Со мной здоровались на улице, предлагали скидки в магазинах и на рынках. Девушки охотно знакомились. В 1997 году «Дела» взяли награду «Тэфи-регион», это был настоящий успех. В этот самый момент Евгений Александрович поставил меня перед выбором: продолжать медийную работу или возвращаться в науку, но уже не в полсилы, а целиком. И я, практически не раздумывая, выбрал науку. Потому что это чистое творчество.

И на телевидении можно креативить, скажете вы, но это не совсем так. Программа «Дела» стала глотком свежего воздуха в своё время, но, на мой субъективный взгляд, уже через год она напоминала хорошо отлаженный часовой механизм, где требовалось исправно поддерживать уже существующий ход событий. А я люблю новые старты, новые задачи, обожаю стоять у истоков чего-то. Владимир Перекотий моё решение не поддержал, а я не мог поступить иначе.

— Каким было ваше возвращение?

— Проблема финансов была всё ещё актуальной. Меня серьёзно поддержала стипендия Фонда Сороса для лучших аспирантов. Год я проработал учителем в 41 школе красноярского Академгородка, потом устроился преподавать статистику в Технологический институт… Даже один день проработал вышибалой в красноярском ночном клубе «Азарт» на Предмостной площади. Странный был опыт.

Учёные — это особая когорта людей, для них деньги не самое главное, принципиальным является достижение цели, например, решение сложной научной проблемы и неподкупный интерес к любимому делу. Наука — очень серьёзная дама, которую надо завоевать и которая не прощает зазнайства, малодушия и слабости. Если тебе посчастливилось заниматься наукой, цени сам факт и каждую минуту. Если тебе пришла красивая идея, надо понимать, что над этим уже кто-то и где-то работает. Время решает всё и бежит только в одном направлении.

В 1998 г. защитил кандидатскую диссертацию по моделированию под руководством профессора Джансеитова. А уже над докторской работал с Евгением Александровичем Вагановым, он был моим научным консультантом. В докторской была решена проблема систем управления информацией в дендрохронологии. Думаю, дендрохронология — красивая наука. Деревья могут молча рассказать (при помощи своих годичных колец) о глобальных экологических событиях далёкого прошлого: об извержениях вулканов, ледниковых периодах, смене климатических зон.

С 2003 года начался самый, пожалуй, продуктивный период моей научной карьеры. Это и поездки в Китай (к слову, китайские учёные сильно изменились с тех пор; если в двухтысячные они послушно повторяли и копировали всё, что им рассказывали, то в 2016 году я, проработав с ними всего пару месяцев как приглашённый профессор, стал соавтором шести добротных публикаций в высокорейтинговых научных журналах). Перед этим были уже премии Королевского научного общества, действующего с 1662 года, стипендии Фулбрайта (госдепартамента США). Ещё была работа во французском Институте перспективных научных исследований (Le Studium), деятельность которого финансируется частично Фондом Марии Склодовской-Кюри. Мои исследования были поддержаны Российским научным фондом и проектами Министерства науки и высшего образования. Работа в Великобритании (2004-2005, 2007 гг.) до сих пор занимает особое место в моём сердце, ведь тогда посчастливилось сотрудничать с будущими Нобелевскими лауреатами.

— А с кем именно?

— С 2004 по 2008 гг. Центр климатических исследований университета Восточной Англии под руководством Фила Джонса и Кейса Бриффа (исполнительный директор) готовил материалы для IV доклада межправительственной комиссии по климатическим изменениям (IPCC IV, 2008). Из чуть более 100 страниц доклада этим центром было подготовлено 80 страниц. В 2008 г. доклад был удостоен Нобелевской премии мира, фамилия Фила Джонса стояла в числе многочисленных авторов доклада.

— Какие научные задачи актуальны для вас на сегодняшний день?

— Изучаем с китайскими коллегами реакцию местной сосны, населяющей холодные засушливые регионы Северного и Центрального Китая, на климатические изменения с помощью модели Ваганова-Шашкина. Мы просчитали сценарии с различными изменениями температуры и режима увлажнения в горизонте нескольких десятков лет. Такое моделирование нужно, чтобы грамотно управлять лесными экосистемами и развитием лесного хозяйства.

По проектам, поддержанным РНФ, выезжаю в Якутию. Собраны уникальные материалы на территории от Лены до Магадана и опубликованы десяток статей. Во время одной экспедиции мы почти месяц провели в машине. Но я-то люблю не такие «цивилизованные» поездки, а дикие — с кострами, палатками, в местах, практически не тронутых человеком. Мне нравятся люди Севера. Они как кремень: пообещали что-то — непременно выполнят. Там нельзя обманывать. Рад, что у меня до сих пор несколько хороших друзей на Таймыре.

Поддерживаю прочную связь с лабораторией годичных колец в Аризоне, с университетом Барселоны, а теперь и с Кембриджем — публикуем общие статьи.

Якутская экспедиция. Второй справа — Анатолий Николаев, ректор СВФУ

— У вас, наверное, тысяча открыток от друзей к праздникам?

— Да, мы с женой — старшим научным сотрудником лаборатории биогеохимии экосистем СФУ Натальей КИРИЧЕНКО — получаем поздравления изо всех уголков планеты. Иногда устраиваем и домашние дружеские встречи: я запекаю мясо или рыбу, Наташа делает салаты и десерты.

— Какое самое забавное заблуждение о профессии учёного вам доводилось слышать?

— Многие наши знакомые, далёкие от науки, не верят, что мы посещаем по 2-4 страны в год, чтобы… там работать. Но мы и правда выбираемся на отдых в исключительных случаях. А так — Наталья везёт с собой энтомологический сачок, чтобы при возможности (после выступления на конференции, например) поймать новый экземпляр насекомого для своей коллекции, а я дни напролёт работаю в лаборатории или на полевых или организую научные мероприятия. Настоящий учёный просто не может быть ленивым. Мы в поиске всегда.