Помню первый школьный звонок. Молодая учительница берёт меня за руку и провожает в класс. Ольга Андреевна ставила перед собой цель — научить. Причём неважно, каким способом. Когда я стояла у доски на уроке нелюбимой мною математики, с другого конца класса слышала учителя: «Саламатова, это элементарное уравнение! Не знаешь? Садись — два!». Приходилось учить. Долго. Усердно. Даже оставалась после уроков делать домашнюю работу в классе. Но, казалось, ничто не заставит Ольгу Андреевну улыбнуться и стать к нам добрее. Любимая фраза учителя «Смотрю в книгу — вижу фигу» стала для нас нарицательной, а основным предметом воспитания была указка.

Холодное сердце педагога могли растопить только стихи. Поэзию Ольга Андреевна любила. Цитировала Тютчева, Есенина, Блока. Однажды я вышла на середину класса и с выражением начала читать Бориса Слуцкого «Лошади в океане». Когда закончила, на весь кабинет раздался громкий всхлип и заветное: «Саламатова, молодец! Садись — 5!». Так прошли 4 года моей начальной школы. Наш класс всегда отличался дисциплиной и знаниями, но то, какими методами они были добыты, я не забуду никогда.

«… И шесть, и семь, и восемь!» — закончила счёт Елена Вадимовна. Мой учитель по танцам. Это была полная женщина средних лет с угрюмым лицом. Я никогда не понимала, почему она работает хореографом. Детей она, казалось, не любила. Строгий взгляд будто испепелял тебя за малейшую ошибку. Елену Вадимовну боялись. Только когда она выходила за дверь, все вокруг оживали: мальчишки начинали играть в догонялки, девчонки болтать. Но едва мы слышали: «Шухер! Идёт!», всё возвращалось на свои места. Смех сменялся гробовой тишиной.

Хореограф следовала правилу «Сделай качественно или не делай совсем!» и не любила, когда его игнорировали. Так, я однажды всё занятие пыталась выполнить гимнастический «мостик» из положения стоя — упражнение, требующее сильных рук, ног и гибкой спины. Я вставала и падала. По кругу. Бесконечно. Поднимала глаза на Елену Вадимовну в надежде разжалобить её, но замечала лишь равнодушный взгляд, означающий: «Не ной. Работай. Пока ничем не удивила». На каждом занятии я выкладывалась по максимуму. Со временем стала замечать, что техника улучшилась, а лицо учительницы стало более довольным при виде меня. Она могла похлопать по плечу, а один раз сказала на весь класс: «Ангелина, умница». Но словно сама этого от себя не ожидала — осеклась и в ту же секунду громко рявкнула на всех. Через несколько лет я ушла из танцевальной студии. Но запомнила, чему научила меня Елена Вадимовна: не опускать руки, всегда достигать своих целей и, конечно, не ныть!

…Поднимаюсь по лестнице и ищу глазами знакомый кабинет. Уже слышу звуки аккомпанирующего фортепиано и солирующей домры. Тихонько приоткрываю дверь и попадаю в уютный класс. За столом, постукивая ручкой в такт музыке, сидит Надежда Константиновна — преподаватель музыкальной школы. Она ловит мой взгляд и незаметно подмигивает, приглашая войти. Я часто не успеваю после школы перекусить. Учительница об этом знает, а потому указывает на тарелку с печеньем. Музыка стихает. Концертмейстер и ученица уходят. И тут начинаются расспросы: «Ага! Опять ничего не ела?! Ну что ж это такое! Угощайся, угощайся! У меня в шкафу целый мешок». Я не удивилась бы, если бы узнала, что этот самый мешок Надежда Константиновна закупает только для меня.

Здесь я всегда видела дружескую поддержку. Вот мы с педагогом придумываем подарок для моей мамы. Выбираем новую партию для концерта. Сопереживаем друг другу перед началом выступления и даже вместе краснеем от волнения! Помню, перед концертом сильно переживала и никак не могла уснуть. Написала учительнице, а она тоже не спит. Решили мы созвониться, потому что у меня никак не получался нотный фрагмент. Полночь. Дом спит. И только я тихонько играю в трубку телефона «Концерт 
си минор» О. Ридинга. Первое место мы тогда поделили с Надеждой Константиновной.

...Ещё много учителей было и будет в жизни. Хорошо бы запомнить те уроки, которые они так старательно преподавали.