Мы редко публикуем художественные рассказы. Но после нежданно-негаданного нового майского дистанта, всё время меняющихся условий и насыщенных смыслами событий весны невольно хочется заглянуть в будущее. Какие ещё сюрпризы оно сулит?

Вот как видит ответ на этот вопрос Любовь АНДРИАНОВА, студентка 4 курса, ЮИ, социальная работа.

Не для этого продлевали жизнь старикам! Точно не для этого!

Я смотрю, как мой дед водит кистью, покрывая белой краской свой небольшой катер из дерева. Дерева! Уничтожил целую экосистему, чтобы построить себе катер! Он месяцами засиживался в сарае, не выходил на связь, стучал, пилил. И для чего? Чтобы построить корыто, которое и метра не проплывёт?!

Когда дед работал в сарае, мне ещё удавалось забыть о его бредовой идее. Но теперь он вытащил своё сооружение всем на обозрение, и я уже который час стою у окна и наблюдаю за своим чудаковатым родственником. Он всегда был странным, словно жил в веке своих пра-пра-бабушек и дедушек, игнорируя новые технологии и обычаи. Удивительно, что когда-то я ставил его на пьедестал героя, хотел походить на него, считал его поведение адекватным...

Нет, я понимаю: взбрело старику в голову построить себе катер. Но зачем усложнять процесс?! Зачем тратить бумагу на чертёж, когда искусственный интеллект может просчитать всё за тебя и построить 3D-модель? Машина надёжнее! А если старческий мозг допустил ошибку? Его судно пойдёт на дно, стоит только ветру подуть! И зачем самому таскать тяжёлые доски, пилить, бить молотком гвозди!? Для этого есть роботы!

Ну ладно ещё — сделать катер самому. Но зачем выплывать в море? Ну, захотелось тебе на остров, в другую страну, да хоть на Северный полюс — сел в мобиль, несколько секунд, и ты уже там! Даже думать не хочу, сколько времени займёт путешествие на этой посудине. Какая бессмысленная трата и без того подходящей к концу жизни!

Раздаётся тихий щелчок в микронаушнике. Пришло сообщение. Закрываю глаза и активирую нейрофон, реагирующий на импульсы мозга. Он грузится мгновение, затем черноту заполняет длинная лента новостей, в основном связанных с угрозой Третьей мировой войны (в которую давно никто не верит); с ростом безработицы; с вытеснением искусственным интеллектом человека из жизни (но и не без рекламы роботов); с новыми турбазами на обнаруженной американцами несколько лет назад планете Вита — родители всё никак не могут выбить туда путёвку. Я машинально пролистываю ленту, просматриваю броские заголовки, пока не вспоминаю о сообщении. Открываю.

«Хэй-о! Глядь! Твой дед в СМИ!». И ссылка.

Бл… кхм… Замечательно, блин! Мой сбрендивший дед попал в жёлтую прессу!

Перехожу по ссылке. Всплывает яркий заголовок: «Старческий маразм или гость из прошлого?!». Глубоко вдыхаю, пытаясь сдержать раздражение.

Далее проплывает фотография деда возле его корыта. Седые волосы упали на глаза, длинная борода заправлена в ворот старой рубашки из хлопка, которую он откопал в шкафу с барахлом из двадцать первого века. За фото следует короткий текст:

«Соскучились по городским сумасшедшим? (десять смеющихся эмодзи) Представляем вам нового героя дня, прозванного Черномором (гиперссылка с информацией о том, кто такой Черномор)! Данный индивид строит себе катер из дерева! Где он раздобыл столь дорогой материал, никому не известно! Попахивает криминалом… (зажмурившиеся в подозрении эмодзи) Черномор отказался давать интервью. НО! По словам соседей, он собирается в кругосветное путешествие! Удачи, Черномор!»

И это про моего деда! Чувствую, как щёки заливает краска стыда.

Я снова глубоко вдыхаю и, отправив новость родителям, открываю глаза.

Дед уже забрался внутрь судна, с чем-то возится. По его рубашке на спине расплылось пятно пота. Если бы носил одноразовую эко-волоконную одежду, таких проблем не было бы. Но с ним бесполезно об этом говорить — он предпочитает стирать свои лохмотья, чем надевать «комбинезоны для младенцев».

Рисунок Алёны Редькиной

Накинув куртку и натянув кроссовки, я выхожу на улицу. К счастью, солнце скрылось за тучами — не будет сжигать кожу. Долго привыкаю к перенасыщенному кислородом воздуху. Если бы не дед, мне не пришлось бы выходить из дома и рисковать здоровьем! Дома кондиционеры и фильтры регулируют оптимальную влажность, температуру и химический состав воздуха, а на улице… Без острой надобности нам выходить из дома не советуют.

Дед рассказывал, что раньше ходили в школы, университеты, но сейчас это ни к чему: их заменяют виртуальные уроки в нейрофонах. Покупка продуктов? Заказываешь, и тебе привозит робот-курьер. Работа? Физический труд взяли на себя роботы, поэтому остались только профессии, связанные с программированием, общением с людьми и творчеством. Ну и политики, как без них. Всё это можно делать не выходя из дома, в виртуальных офисах. Встреча с друзьями? Для этого есть виртуальные площадки, при том что можно выбрать любое место! Если захочется, можно ощутить жар или холод погоды, вкус напитков, прикосновение товарищей. Но сейчас никто не любит телесных контактов.

В общем, ни к чему рисковать и выходить наружу, когда в доме благоприятный для здоровья микроклимат. К тому же перед глазами образчик плохого влияния влаги, мороза и ветра — мой дед: морщины, загар, потресканные губы, грубая кожа, сухой кашель и влажные глаза. Кажется, он только и делает, что стремится скорее умереть. Почему? Неужели катер важнее? Или это упрямство? Медицина не для того развивалась, чтобы бесконечно лечить непослушных сумасшедших стариков!

Запихав руки поглубже в карманы, я подхожу к катеру. Море волнами бьётся о берег, подбираясь всё ближе к его деревянному корпусу. Добралось бы уже и унесло подальше! От холодного ветра по телу пробегают мурашки, и меня передёргивает. Как дед может быть в одной рубашке?!

Приподнимаюсь на цыпочки и заглядываю внутрь катера. Дед работает каким-то допотопным инструментом, я понятия не имею, что он делает, но, похоже, начал сооружать рубку.

Дед поднимает голову. Улыбается — всё его лицо покрывается мелкими морщинками и озаряется, словно светится изнутри. Так только он умеет. И мне всегда нравилась его улыбка, но сейчас раздражает.

— Как поживаешь, боец? — как всегда бодро, проговаривая каждое слово, спрашивает он. Хмурюсь. Хотелось бы сказать ему всё, что мне не нравится, но он отказался от нейрофона, а словами выражать мысли ужасно сложно. Не будь у меня деда-чудака, в жизни не пришлось бы говорить! Зачем? Хватает моментальной отправки сообщений в нейрофон собеседника. Если глаза открыты, микронаушник озвучивает содержание. Ничего проще! Да в реальности и редко кого встретишь, кроме мамы с папой, но они практически не контактируют со мной, так как до моего совершеннолетия у них есть отчётная запись всех моих действий в нейрофоне. Но деду зачем-то надо говорить ртом, и чтобы он меня услышал, мне надо заговорить.

Набрав полную грудь солоноватого, тяжёлого от влаги воздуха, я хрипло выдаю:

— З-зачем?

Мне повезло: дед понял, о чём я. Он печально качает головой, откладывает инструмент и, перепрыгнув через борт, оказывается передо мной.

— Зачем? — задумчиво поглаживает бороду. — Помнишь, в детстве я читал тебе сказки?

Киваю. Он и меня научил читать. Я ещё был мал для нейрофона и всё время проводил с дедом. Он вёл меня к скамейке на набережной, усаживал на колени и читал. А иногда он играл со мной в странные игры, где я или он прятались, чтобы другой искал, или догоняли друг друга. Такие бессмысленные игры… Но мне было весело.

Даже не знаю, когда мне стали безразличны истории и сказки дедушки, а в особенности он сам. Он продолжает говорить:

— Как-то ты спросил меня, зачем Айболит лечит зверей сам, когда есть роботы, — он усмехается и взъерошивает мои волосы, как в детстве. Да, люди стараются избегать телесных контактов. Но разве моего деда это волнует? — А я ответил…

«Так он чувствует себя живым».

— Так он чувствует себя живым. Помнишь?

Снова киваю. Я любил эту сказку, даже хотел, как Айболит, стать ветеринаром, но эта мечта не прожила долго. Звери быстро перестали интересовать меня, как и эта профессия. Да и бессмысленна она, когда домашних животных заменили на виртуальных питомцев в нейрофонах, а дикие животные живут в своей экосистеме, которую человеку запрещено нарушать.

— Так и я. Только делая что-то самостоятельно, не перекладывая обязанности на роботов и компьютеры, я чувствую себя живым. Я не сижу в кресле, как мертвец, погружённый в вымышленный мир, где меня окружают виртуальные друзья, виртуальные дети и животные. Я не жду, когда машина посчитает за меня банальные арифметические уравнения, у меня для этого есть собственный мозг. Я не жду, когда робот построит мне катер — у меня есть собственное, ещё сильное тело. Я напрягаю мышцы, устаю, чувствую сердцебиение, дыхание. Я соприкасаюсь с реальностью, меняю её, создаю что-то своими руками и чувствую себя счастливым.

Он снова взъерошивает мои волосы и запрыгивает обратно в катер. Я смотрю, как он берёт свой старинный инструмент и начинает что-то скрести.

Живым? Разве мы не живы? Как можно чувствовать себя мёртвым, когда живёшь? Это абсурд! Или…

Сейчас, когда дед напомнил мне детство, грудь наполнила теплота. С ним всегда так: любой разговор, игры, заразительный смех и истории разжигали огонёк в груди, от которого хотелось улыбаться, прижиматься к деду и слушать его глубокий голос вперемешку с сердцебиением. Я не помню, когда последний раз улыбался от тёплого чувства счастья. Конечно, я смеялся в кругу друзей, улыбался от успеха или просто ради приличия, но это другое. Виртуальные игры, интерактивные сериалы и фильмы в нейрофоне тоже не вызывали во мне это чувство. И о нём ли говорит дед? Что значит чувствовать себя живым? А если я никогда не чувствовал себя живым и поэтому не знаю, что это?

Я дотрагиваюсь до уже подсохшей краски, сжимаю борт. В голове всплывает воспоминание: мои родители сидят на разных концах дивана, их глаза закрыты, тела расслаблены, лица не выражают ничего — гладкие, ни единой морщинки, никаких эмоций. Они в нейрофонах. За столом перед ними сидит дед, он где-то раздобыл застывший старый пластилин, разогревает яркие комки в ладонях и мастерит из них диковинные фигурки. Я смотрю, как он расставляет их на картонке. Особенно мне нравится розовый кролик с синими ушами. Дедушка рассказывает что-то смешное о своих героях. Я смеюсь. Вдруг он протягивает мне небольшой размятый им кусочек. Мягкий пластилин приятно согревает пальцы и послушно превращается в кривую фигурку, которую мне удаётся слепить — человечек с непропорционально длинными тощими руками и ногами, с длинной бородой. Он до сих пор лежит на полке среди книг, подаренных дедом.

Затем приходит ещё один образ: наш ужин, мама с папой пустыми взглядами смотрят на стол, вяло ковыряются в тарелках, иногда перекидываются сообщениями. Только дедушка что-то говорит. Его речь быстра и эмоциональна, я слушаю его, забыв о еде, щелчках в наушнике, о бледных родителях рядом.

И вот он ставит на мой подоконник горшочек, наполненный землёй, высыпает в мою ладонь семена. Я выкапываю маленькую ямку, аккуратно раскладываю в ней семена, покрываю землёй и поливаю. Каждое утро я нависаю над горшочком, выискивая ростки. Пристаю к деду с расспросами, когда они уже вырастут. Пока одним утром они не появляются — тоненькие, ярко-зелёные, скрюченные. Мои! Я их вырастил! В груди растекается тёплое чувство, от которого хочется прыгать по комнате.

Воспоминания тянутся чередой, пробуждая всё больше живых картин. Дедушка складывает из бумаги кораблики, я раскрашиваю их красками. Или достаёт из своего раритетного шкафа коробочку, на которой написано «пазл», и мы всю ночь его выкладываем, пока не вырисовывается штормящее море, терзающее маленькую лодочку. Или сооружаем из палочек и ткани воздушного змея, я рисую ему кривую подмигивающую мордочку.

Я наконец понимаю, о чём говорит дедушка, что значит чувствовать себя живым. Это ощущать комочек тепла в груди, переполняющую изнутри энергию и стремление закончить начатое, несмотря на усталость. Желание улыбаться во весь рот и крепко обнимать родного человека, так крепко, насколько это возможно. Как давно это было…

Смогу ли я почувствовать это снова?

Я сильнее сжимаю борт катера и делаю глубокий вдох чистого морского воздуха. Сердце от волнения ускоряет ход. Я открываю рот и выдавливаю:

— Я т-тоже хочу.