Эта история случилась во время дистанционного обучения, в начале июня этого многострадального года. Позади было написание курсача, давшегося болью и кровью за полторы недели до сдачи. Позади было и одобрение научруком моей работы. Казалось бы, вот оно — счастье. Расправляйся с такой мелочью, как сессия, и уходи на летний покой.

Но нет, счастье отдалилось, как только научрук, назовём его для конспирации Василием Геннадьевичем, сказал писавшим у него работы студентам, что должен поставить свою подпись вживую. Подпись нужна, чтобы загрузить курсач на платформу «Мой СФУ» и не слететь со стипендии. И он выслал адрес: на краю города в частном секторе.

И вот мы втроём, я и мои одногруппники Коля и Данил, отправились на автобусе к научруку. Когда мы вышли из автобуса, нас встретил моросящий дождь и волна свежего воздуха. Мысль, что всё это скоро закончится, радовала и волновала. Действительно, когда мы дошли, дождик закончился и выглянуло солнышко.

Дом Василия Геннадьевича оказался за высоченным забором, до верхушки которого можно было дотянуться рукой только на цыпочках. Мы позвонили ему, чтобы он вышел на улицу и поставил заветную подпись. Он вышел, но калитку открывать не собирался: «Ребят, сами понимаете, какая ситуация с ковидом. Перекиньте работы через забор».

Делать нечего, сначала кинул Коля, его курсач про славянских идолов лихо перелетел через забор и, судя по весёлому голосу В.Г., попал ему прямо в руки. За забором послышался смех и бомбическая фраза: «Ммм, Збручский идол, всё, что имеет вертикальную форму и выше 10 см, у людей вызывает только одну ассоциацию…». Курсач с росписью перелетел обратно к счастливому Николаю.

Дальше свою работу кинул Данил, но уже не так успешно, курсач перелетел только с третьего раза. Но заветную подпись он тоже получил. И вот настала моя очередь. Мой «Еврейский вопрос на рубеже XIX-XX веков» попал в руки научрука. Всё шло хорошо, он прокомментировал пару моих выводов, сказал каламбурчик типа: «Евреи не выкладывают фотографии в интернет, их отпугивает кнопочка "Поделиться"» и стал перекидывать мой курсач через забор. Кинул раз, два, три — не получилось. Тогда размахнулся, и курсач перелетел преграду, во все стороны раскидывая листочки, выпадающие из мультифорки. Листы смешались с грязью и водой.

О боже, всё пропало! Подпись препода растеклась по странице, лист безнадёжно испорчен, а снова ехать за тридевять земель, чтобы распечатать курсовую, отчаянно не хотелось.

— Флешка с тобой? — спросил Коля.

— Ну да. — растерянно ответил я.

Отлично. Полетели. Не долго думая, парни подхватили меня и... Ну, не то что перекинули через забор, а дали возможность увидеть воочию нашего руководителя.

— Василий Геннадьевич! — взмолился я, показывая испорченный лист, — что делать? Горю!

— Эх, — ответил он, — ну что такое! Даже сейчас еврейский вопрос стал ребром. Ладно, заходите!

Я перекинул ногу через забор, готовясь спрыгнуть.

— Давайте без варварства, пожалуйста, — сказал преподаватель, — калитка дальше.

Спустившись к ребятам, я радостно передал им приглашение, и мы гуськом прошли в калитку. Титульник был распечатан, подпись поставлена, стипендия сохранена.

А как же карантин, спросите вы?! А я отвечу: наши преподаватели не лыком шиты, они всё знают про дезинфекцию. Но подробности, пожалуй, опущу.