(Из книги «Визит Председателя Мао», Красноярск, 2002 г.)

Уж кто-кто, а я-то знаю, как начиналась в нашем крае эра настоящей журналистики.

А начиналось все это в 1981 году, когда в Красноярском госуниверситете открылся новый факультет, и даже не факультет, а просто отделение. Причём самое интересное то, что отделение официально называлось филологическим, хотя все знали, что учить на нём будут именно журналистике.

Экзамены нужно было сдавать те же, что и на юрфак, поэтому некоторые абитуриенты решили попробовать себя на новом, ещё мало кому известном поприще журналистики. Я думаю, что сейчас они об этом не жалеют. Ну, а поскольку рынок средств массовой информации и информационных услуг (а именно так гордо называют себя засорители наших с вами мозгов) развивается с невероятной скоростью, то у абитуриентов, поступающих на нынешний журфак, тоже нет никаких оснований сомневаться в правильности своего выбора.

И всё же их старшим товарищам было намного сложнее. Суровые профессора и преподаватели очень ответственно относились к исполнению своих профессиональных обязанностей и не забывали напоминать о том, что отделение — филологическое, поэтому филологические дисциплины важнее всего.

Поступивших на тот первый, памятный для всех нас курс, было пятьдесят. Плюс десять человек, которых называли тревожным словом «кандидат». «Кандидат» — это самый бесправный, самый несчастный, но в то же время самый закалённый и готовый к любым жизненным испытания человек. Кандидатов чаще спрашивают на практических занятиях, больше нагружают общественной работой (ведь «кандидат», помимо всего прочего, должен себя положительно зарекомендовать в глазах факультетской общественности и с других сторон). Помните, как это у Чехова: « В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда …». Вот только беда, что этого самого кандидата почему-то за человека никто не считает! Ведь только самым что ни на есть бесчеловечным отношением к кандидату может быть лишение его главной студенческой радости — стипендии. Что же касается всего остального, то кандидат — это тот же студент, только, может быть, немного более собранный и ответственный.

Памятуя о том, что отделение наше филологическое, наши уважаемые преподаватели со всем пылом и жаром их вечно юных душ кинулись прививать и нам любовь к разумному, доброму и вечному. Скажу честно: нам повезло, потому что мы были первыми. Мы своими глазами видели людей, которых никогда не увидят ни нынешние, ни будущие студенты нашего изрядно разросшегося и ставшего весьма модным факультета. Может быть, на старости лет кто-нибудь из поседевших и полысевших от житейской мудрости выпускников того первого, незабываемого курса выкроит время между научными симпозиумами и заседаниями обществ по изучению «влияния лунного света на рост телеграфных столбов» или конгрессов «по содействию полному лунному» затмению и подробно напишет о нашем первом и единственном в своем роде курсе.

Бедствием всего нашего курса, да, пожалуй, и всего факультета было физвоспитание. Поистине, только гений Льва Толстого и мрачный трагизм великого Достоевского, взятые вместе, смогли бы описать те страдания, которые выпали на долю хрупких филологов. Получить зачёт по физкультуре считалось гражданским подвигом, равным сдаче целой сессии, а то и половине диплома. Подготовка к сдаче зачета начиналась загодя. Обычно особи женского пола пытались к этому времени запастись справками о слабом состоянии своего здоровья. У них, как у одного из героев Джерома К. Джерома, резко возникали симптомы всех известных человечеству заболеваний, поэтому ко времени зачёта около девяноста процентов прекрасной половины нашего курса были безнадежно больны.

Отмучившимися навсегда считались молодые мамы, принесшие справки о том, что они произвели на свет «нового строителя коммунизма» и, говоря языком наших партийных классиков, выполнили свой гражданский долг, а следовательно, в дальнейшем смело могли не заботиться о своём здоровье, полностью посвятив себя заботам о молодом поколении.

Хуже приходилось особям «мужеска пола». Природа отказала им в праве рожать детей, а их отцовство никак не освобождало от сдачи зачета. Выхода было три.

Первый — сдача зачёта в его, так сказать, натуральном виде. А именно: сдача нормативов по подтягиванию, отжиманию, бегу, плаванию, стрельбе, лыжам и т.д. Отмечу сразу, что самые слабовольные выбирали именно этот путь и обрекали свою дряблую плоть на добровольное испытание.

Для людей со смекалкой был и второй , в глазах прогрессивной части студенчества более уважаемый способ, — хозяйственные работы. Нечто подобное я впоследствии видел в армии, когда наши армейские «деды» предпочитали малярные работы строевым занятиям и физкультурным упражнениям.

Для самых же отчаянных существовал третий и самый героический способ получения зачета — участие в соревнованиях. Обычно таких соревнований было два вида – многоборье и единоборство. Многоборье делилось на зимнее троеборье и летнее пятиборье. С единоборством было проще — борьба самбо.

Ах, Олег Георгиевич! Милый, добрый, родной Олег Георгиевич! Сколько тепла, доброты и заботы Вы вложили в наш непутевый курс, а затем и в наш факультет. Это Вашими стараниями мы из года в год все дружнее и дружнее участвовали во всех соревнованиях. Это благодаря Вам физкультура, бывшая для доброго десятка поколений наших предшественников с других факультетов «ужасом, летящим на крыльях ночи», для нас стала добрым другом и товарищем. Скольким безнадежным нытикам Вы подарили уверенность в себе и зажгли маленькую искорку веры в собственные силы! Это благодаря Вам у филфака появилась своя спортивная команда, которая на равных выступала с кратно превосходящими по численности другими факультетами. Это благодаря Вашим бессонным ночам участие в соревнованиях стало делом всех и каждого. Это исключительно Вашими стараниями сутулые очкарики превращались в подтянутых молодцев, жирноплюи худели на глазах, а курильщики и выпивохи бросали свои вредные привычки. Это благодаря Вам из худенького неуклюжего парня к пятому курсу я стал сильным, уверенным в себе чемпионом университета по борьбе самбо — в весовой категории аж до 90 кг, а до этого дважды становился призером по летнему многоборью. И хотя последующие годы моей беспокойной и непутевой жизни меня изрядно потрепали и во мне осталось не более 74 кило, даже сейчас, спустя столько лет я ещё могу без особого труда пробежать километровый кросс или стометровку с весьма приличным для моих лет результатом, подтянуться с десяток раз на перекладине и даже бросить какого-нибудь тюфяка (вроде себя нынешнего) через бедро.

Но самая главная мысль, Олег Георгиевич, которую Вы мне внушили тогда, в юности, это та, что не нужно стремиться объять необъятное, достаточно сосредоточиться на чем-то одном и научиться это одно — делать хорошо.

Я буду всю жизнь благодарен Олегу Георгиевичу за то, что тогда в университете он научил меня почти классически делать бросок через спину, или, как его любовно называют в простонародье, бросок через себя. Если бы я был поэтом, то посвятил бы броску через себя целую поэму. Воспел бы бросок через себя как один из самых красивых, эффектных и зрелищных, а главное — практичных. Но я не поэт и даже не писатель, поэтому ни на стихи, ни на прозу о броске через себя мне не хватит ни сил, ни таланта.