Большая удача — встретить человека, который застал первые годы становления вуза. Причём не становления СФУ, а ещё тех институтов-прародителей, чья история уже стала легендой.

Из шестерых детей в семье я был младшим

— Родился в Великую Отечественную войну, воспитывался в послевоенные годы восстановления народного хозяйства, формировался как личность в годы надежды на лучшее — это 60-е.

Отец — прораб на объектах железнодорожного пути от Мариинска до Боготола, в семье «набегами», мне это не очень нравилось. В то время много читал. Помню, часто отключали электричество, но даже при «коптилке», керосиновой лампе, всё в книгах казалось героическим. К моменту выбора профессии попалась повесть Алексея ПОПКОВА «Золото» — о горняках, их работе, переживаниях и испытаниях. Помню, был просто в восторге от прочитанного. И тут мой друг и одноклассник по боготольской средней школе Володя ЖУ-МЫГИН сказал, что из Москвы в

Красноярск перевели институт, который называется КИЦМ, и там есть факультет горного дела. «Пойдём?» — «Конечно!».

Но он не сдал математику, а я поступил. Так начался мой путь в профессию, о которой мечтал и которая стала смыслом моей жизни. К слову, Володе тоже повезло: на следующий год он поступил в медицинский институт. И даже стал заслуженным врачом России.

У меня же студенческая жизнь началась с... уборочной страды в Сухобузимском районе. Жили в неотапливаемом помещении летнего пионерского лагеря. Помню, раньше всех просыпался Коля АМОСОВ: колол дрова, растапливал печку, что-то завтракали, потом нас везли 25 км на поля, где мы убирали картошку. Даже помню норму дня: без подкопки — 10 кулей на человека, если собирать после комбайна — 22 куля. Всё это грузили в машины и отвозили в порт в Атаманово, откуда судами везли на Север.

После уборочной в институте мы не появились

Потому что тогда практиковалась так называемая хрущёвская система обучения: кто не «нюхал пороху», то есть не имел рабочей профессии, на год отправлялся на производство. Нам предстоял «НГМК им. А.П. ЗАВЕНЯГИНА».

Не очень-то хотелось — Норильск, такая даль, да ещё в зиму... Помню, лично со мной говорил ректор Наиль Хайбуллович ЗАГИРОВ: ну и что, что далеко, можно и самолётом туда-обратно, зато получите профессию, поймёте, что к чему — ещё благодарить будете! Я ему поверил.

И вот 83 студента-первокурсника — будущие горняки, механики, обогатители, металлурги, я в их числе, на теплоходе отправились на Север. Незабываемое путешествие — последним рейсом старого теплохода «Иосиф Сталин».

Как нас провожали! Потом, когда сам стал родителем (трёх дочек, кстати), понял, почему провожающие так волновались, особенно родители девчат. Но нам, совсем юным, всё было интересно, а многое и в диковинку — начиналась самостоятельная жизнь!

Часами стояли у борта теплохода, любовались мощью скалистых берегов Енисея и самой рекой, волновались, когда попадались пороги, через которые теплоходу помогал пройти буксир. Вместе с нами возвращались студенты Норильского горного техникума, которых тоже посылали на картошку. Сообщество у них было более чем самодостаточное, так что даже случались стычки. Но нас сопровождал куратор, преподаватель из Москвы Юрий Петрович ШУСТРОВ, по сути — первый наш воспитатель, так что всё обошлось.

А плыли почти четверо суток. Наконец, порт Дудинка и... ночь.

Первое, к чему надо было привыкать, так это к полярной ночи!

В потёмках погрузились в вагоны и поездом доехали до Норильска. Нас разместили в пятиэтажном здании горного техникума. Это был целый комплекс — здесь не только учились, но и жили, тут же были почта, магазин, в котором зимой заметно пустели полки, все переходили на сушёную картошку и консервы. Меня это не особенно волновало — жил как все. А график был такой: вечером мы учились, днём работали. Подземщики — на шахтах «Заполярная», «Таймырский рудник», а «открытчики», как я, в карьерах рудников «Северный», «Южный» и «Угольный ручей». Помню, бригадиром у нас был норильчанин «из бывалых», говорили, даже сидел, но очень заботливый, чуть что: «иди-ка в теплушку, погрейся».

В основном участвовали в строительных работах, а это рытьё котлованов, ремонт, подсыпка дорог. Потом работали в мастерской бурового участка, готовя детали для ремонта станков ударно-канатного бурения, например, для фрикционных узлов на распредвалах. Они быстро изнашивались, и мы из прорезиненного материала резали заготовки, клепали, создавая полноценный ремкомплект.

В мае, когда мне исполнилось 18 лет, был допущен к работе помощником машиниста бурового станка на рабочих уступах карьера. И даже, бывало, сам управлял станком! Обуривал скважинами рудный блок на высоту уступа, а это 10-12 метров. Затем проводили желонирование скважин, то есть их очищение, а дальше — дело взрывников.

Удивительно, но сил хватало и работать, и учиться, и даже заниматься в спортзале

К тому времени я серьёзно увлекался самбо, боксом. Потом стал членом студенческого спортивного общества «Буревестник», защищая честь КИЦМ на различных соревнованиях. Часто, кстати, тренировался с Володей ГУЛИДОВЫМ (в будущем — директор «Красцветмета»). А какая у нас была хоккейная команда — капитан Юра СМИРНОВ, а в матчах Толик ШАРЫГИН просто блистал!

Но тогда, в Норильске, очень хотелось домой, и когда всё закончилось, даже на самолёте полетел в Красноярск. Кстати, впервые. И на ИЛ-14 (вряд ли кто сегодня помнит этот самолёт). Четыре часа полёта, две посадки — в Туруханске и Енисейске; незабываемое путешествие и тоже — первое впечатление об институте, навсегда связанное с «хрущёвской системой» обучения. Практиковалась она недолго, года три-четыре.

Но это была настоящая школа жизни, и прошли мы её на «отлично»

Вернулись в институт уже второкурсниками. Преподаватели — в основном те, кто согласился переехать вместе с институтом из Москвы. У каждого свои особенности, но к нам относились душевно. Помню интересные лекции СБОРОВСКОГО по открытым горным работам, ЭПШТЕЙНА по электромеханике, ПАВЛЕНКО по сопромату. Очень старались передать нам свой опыт.

А вот к математику относились... как бы помягче сказать — с недоверием. Фамилия ЧАЙКОВСКИЙ, личная «Волга», к нам обращался на «вы», когда здоровался, то кланялся на французский манер — прямо какие-то барские замашки. Но математика от этого не страдала, мы прилежно всё изучали. Правда, на первой же сессии я её завалил. Пересдачу принимала Светлана Николаевна КРАМИДА, тоже москвичка, так она даже «отл» хотела мне поставить!

Кстати, одновременно с математикой я завалил и физику, и химию… Неудивительно, в Норильске мы сумели пройти только половину образовательной программы. Так что из-за пересдач остался без весенних каникул. И это было первым — и последним! — уроком: уже к третьему курсу у меня не было троек, а дальше в основном без четвёрок, во всяком случае последние два курса получал повышенную стипендию — аж 55 рублей. И не я один: в группе ГИ-59 «В» собрались пытливые, ответственные, активные парни. На стипендию могли даже отметить день рождения в ближайшем, на Вавилова, ресторане «Сибирь».

Забота о нас, студентах, была не на словах, а на деле

Например, мне от института дали льготную путёвку в Ессентуки, в санаторий — перед самой преддипломной практикой. Кстати, тема моей дипломной работы — «Разработка, проектирование Арабкаевского гипсового рудника», который входил в состав Абаканского гипсового комбината.

Потом в декабре защита дипломной работы и распределение. К тому времени я женился и вместе с Таисией Фёдоровной в 1965 году уехал на место преддипломной практики в Ужурский район уже горным специалистом. Очень интересный начинался период — самостоятельной, ответственной работы. Вначале горным мастером, через год стал старшим горным мастером, а в это время предприятие переименовали в комбинат «Хакаснеруд», и наши задачи стали сложнее, потому что расширилась география: Ужурский гипсовый, Ербинский известняковый, Ташибинский песчано-гравийный рудники. Большой участок был в Саяногорске — там дробили склонные валунники на мраморную щебёнку. Одновременно шло освоение мраморного месторождения, и мы, горняки, даже помогли геологам проложить дорогу к двум мощным мраморным пластам.

Военная специальность не пригодилась

А ещё через полгода меня вызвали в военкомат — тоже своеобразный признак того времени. Дело в том, что в институте мы учились и на военной кафедре (кстати, её заведующий ГУСЕВ — участник Великой Отечественной, в своё время командовал даже целой армией). Задача кафедры — готовить командный состав для Советской Армии, поэтому все мы, выпускники КИЦМ, имели звание младший лейтенант артиллерии (на кафедре изучали настоящие пушки, гаубицы). И вот нас 14 человек отправляют на переподготовку в Ленинград. Через три месяца вернулся командиром стартовой батареи ракет средней дальности. То есть были артиллеристами, а стали ракетчиками. Хорошо, что и эта военная специальность не пригодилась...

Зато по основной профессии горного инженера всегда были перспективы и для работы, и для профессионального роста. Буквально по возвращении из Ленинграда меня перевели в управление комбината «Хакаснеруд» старшим инженером производственно-технического отдела. Занимался оформлением документов на буровзрывные работы: расчёты, заявки, согласования... Потом назначили заместителем главного инженера комбината по охране труда и технике безопасности. Да, очень всё далёкое от цветной металлургии, от моей специальности, поэтому когда появилась возможность (через три с половиной года), переехал в Сорск на должность инспектора государственного горного технического надзора на молибденовом комбинате. При этом я как инспектор подчинялся Управлению государственного горно-технического надзора СССР по Красноярскому округу, который возглавлял... Алексей Васильевич Попков! Тот самый автор повести «Золото», которая и увлекла меня в мир любимой профессии.

И всё бы было хорошо, если бы не авария в 1972 году на хвостохранилище в пос. Горняк... За полгода до этого я как инспектор госгортехнадзора выписал предписание: что нужно сделать, чтобы не случилось трагедии. И оно оказалось единственным моим «оправданием» при расследовании причин аварии комиссией из Москвы.

Вроде бы и прав, но…

Меры должны были быть приняты, и в той ситуации я перешёл работать непосредственно на сам молибденовый комбинат — заместителем начальника производственно-технического отдела по горным работам.

И до 1989 года, можно сказать, благословенный период: работа по специальности, возможности для новаторских идей — то, на что нас постоянно ориентировали в институте. Например, придумали «свою взрывчатку»; лично я разрабатывал технологические регламенты по приготовлению смеси комбинированного заряда, схему коммутации сетей, чтобы детонация от одного блока к другому, и даже по рядам, шла с замедлением. Тем самым снижалась сила распространения волны в горном массиве и обеспечивалась сейсмическая безопасность близстоящих сооружений.

Горжусь, что у меня есть две Почётные грамоты от министерства цветной металлургии, одна из них лично подписана П.Ф. ЛОМАКО, который долгие годы возглавлял эту отрасль и даже был одно время председателем Красноярского совнархоза. Есть Почётная грамота от Совета НТО СССР за подписью президента, академика А.Ю. ИШЛИНСКОГО, медаль ВДНХ — за разработку механизированного комплекса взрывных работ, шесть знаков «Победитель социалистического соревнования» и один — «Ударник ХI пятилетки».

Считаю, наше поколение создавало новую, и особенно экономическую, основу дня сегодняшнего. Я этим доволен.

Любовь ГАБЕРБУШ

Фото из архива И. Крутякова и его однокурсника В. Бунькова