Кто отвечает за здоровье:
сам человек или его геном?
Что же это за «сторона» и какой «вид» с неё открывается? Об этом в рамках традиционного лектория Красноярского экономического форума рассказал академик Андрей ЛИСИЦА.
Его лекция была посвящена, казалось бы, совершенно очевидной истине: беречь здоровье надо, пока не заболел. Но все мы знаем, что на деле эта очевидность оборачивается недостижимой мечтой. Есть ли выход? По мнению докладчика, современные информационно-коммуникационные технологии и накопленные знания о человеке уже в ближайшем будущем смогут нам помочь, давая каждому индивидуальные подсказки о сохранении здоровья. Правда, решение следовать этим подсказкам или пренебречь ими всё равно останется за нами. И этот вопрос, пожалуй, посложнее сугубо медицинских.
Так как лейтмотивом лекции было утверждение, что каждый за своё здоровье отвечает сам, выступление самого молодого российского академика носило не только познавательный, но и воспитательный характер. Правда, начало лекции оказалось несколько неожиданным для присутствующих в аудитории преподавателей. Это мы и решили прояснить в первую очередь.
— Андрей Валерьевич, своё выступление вы начали с того, что редко видите студентов. И даже в годы учёбы видели их нечасто, так как систематически пропускали занятия. Неужели это так?
— Да, это так. Мне легко далась школа, но в институте, где требуется больший самоконтроль, я не мог заниматься несколькими делами сразу. Взявшись за тему и углубившись в неё, мне было сложно заниматься чем-то другим. Да и сейчас тоже. Никаким гением я не был. Меня просто интересовали компьютеры. К счастью, они интересовали и моего научного руководителя академика Александра Ивановича АРЧАКОВА. Он уже тогда, в перестроечные годы, видел, что за ними будущее. А его коллеги о чём мечтали? О центрифугах, о хроматографах… А он берёт и покупает компьютерный класс, пересаживает биохимиков за компьютеры и говорит, что теперь будем заниматься компьютерной биохимией. И опять же открывает этот класс не только для студентов, но и для школьников.
Вот из этого у него через десять лет и выросла биоинформатика. Сейчас это развитая область, у неё перспективы, у неё признание, как водится, много отцов и всё такое. А начиналось всё с понимания, что с центрифугами и прочим мы ещё успеем, а вот с компьютерами можем опоздать. Так что основой моего обучения была разработка компьютерных алгоритмов для биологии — для изучения генов, белков. На этом я потом и кандидатскую, и докторскую защитил.
Достойно ли это академии и академика? Думаю, мне был дан огромный кредит доверия. Коллеги из Российской академии медицинских наук продвигали и меня, и других молодых. Это политика академии: в ней всегда понимали важность обновления. Вообще, академия — это в большей степени система отбора адекватных людей. Не гениальных, а адекватных. Но и это тоже штучный товар.
Конечно, очень важно встретить хорошего руководителя в начале пути. Но я знаю ребят, которые и без руководителя добились интересных результатов. Здесь что важно? Если кто-то тебе помогает в начале, то у тебя возникают, скажем так, обязательства. И в дальнейшем ты несёшь эти обязательства по жизни. Но важен и свободный поиск. И роль учителя заключается в том, чтобы дать ученику возможность найти своё место между обязательствами и свободным поиском.
А вообще в медицине очень важна преемственность, индивидуальный подход в подготовке ученика. Здесь потокового производства не получается. Это искусство.
— Из сказанного можно заключить, что найти сотрудников для вас не такая простая задача. Какие специалисты вам нужны?
— Нам нужны люди, способные откликаться на вызовы. Биохимики, химики, кибернетики, биофизики, всех не перечислить… Опираясь на опыт прошлого века, мы пытаемся работать на основе генной инженерии и больших данных. И специалисты должны быть способны работать с новым.
Конечно, базовые знания в генетике, в молекулярной биологии необходимы. А вообще, чтобы работать в биоинформатике, биологию учить не нужно. В биоинформатике выпускник физтеха, который занимался программированием, теорией матриц и прочее, зачастую превосходит людей, которые изучали морфологию, физиологию. Человек должен быть научен думать. И в какой-то степени склонен к авантюре. К научно обоснованной, разумеется. Возьмём тот же геном. Иначе как научной авантюрой я это назвать не могу — огромные средства, что были затрачены наукой, клиницистам дали совсем немного.
И ещё один важный момент. Приходится признать, что наиболее продуктивный период творчества человека заключён в довольно коротком отрезке времени, когда он не то что без денег живёт, но нет этой зацикленности — на что жить, на что семью кормить. А именно в эту зацикленность провалилась наука.
Все пребывают в постоянной тревоге. Вот зарплату решили повысить, но тогда, может, сотрудников сокращать придётся? Этот страх не даёт сосредоточиться даже человеку моих лет, что же говорить о людях постарше. Поэтому я ищу контакты со студентами, которые только входят в жизнь. Именно они будут вскрывать эту тему.
Если говорить о нашем институте, то мы занимаемся международным проектом «Протеом человека». Вот наука расшифровала геном человека. И что дальше? Напоровшись на то, что нельзя его интерпретировать, перешла на другой уровень — на уровень белков, которые считываются геномом. Теперь мы пытаемся расшифровать, какие белки где встречаются, в каких тканях и органах, при каких обстоятельствах, в том числе и обстоятельствах заболеваний. Можно ли что-то понять из этих белков? Вот мы системно в составе консорциума из двадцати стран (а это крупнейший консорциум современности в области молекулярной биологии) и пытаемся ответить на эти вопросы.
— А уже известно, что с этим можно будет делать? Или как с геномом получится?
— Похоже, что все эти так называемые -омные науки позволяют организм разобрать до молекул, а вот собрать не позволяют. Кроме протеомики есть транскриптомика, микробиомика, нутрициомика, и каждая упирается в фундаментальную проблему. Подозреваю, что в одну и ту же. В то, что молекула несёт функцию не сама по себе, а только осуществляет взаимодействие с другими молекулами. Это кажется очевидным, но до конца эту мысль никто не продумал. Мы не можем сказать о функции человека.
— Похоже, здесь и философам работы хватит. Но давайте вернёмся к здоровью. Вам удалось выстроить собственную траекторию здоровья?
— Нет. Я не знаю, как её построить. Я говорил о существующей фундаментальной научной проблеме, которую я сам увидел года три назад. Всё, что сейчас могу сказать определённо — о здоровом образе жизни нельзя говорить как о навязанной парадигме.
Вообще, всё это должно быть незаметно для человека. Кстати, в отдельных областях так и происходит. Например, в политике какие-то моменты формируются совсем для нас незаметно. Таким же образом должно формироваться и понимание важности сбережения здоровья.
Навязчивость в пропаганде здорового образа жизни уже исчерпана. А ненавязчивые технологии пока находятся на старте.
Я допускаю, что какой-то человек волевым усилием может сделать такую полезную вещь, как бросить курить. Но если он в силу этого вдруг станет чрезмерно нервным мужем и отцом и начнёт всех доставать, тогда уж лучше пусть курит — и ему, и окружающим вреда будет меньше.
Проблема в том, что жизнь ежедневно с хладнокровным спокойствием понемногу нас убивает. Мы этого не видим. А если видим, то думаем: ну ничего, поживу ещё так немного, поборюсь, дотерплю, накоплю… Ан нет. Раз — и у тебя уже проблемы совершенно другого рода: как донести ложку до рта, как самостоятельно добраться до туалета. Всё! Ты перешёл в другую реальность. Момент этого соскальзывания неуловим. Опять же, если человеку его показать, то в большинстве случаев этим можно лишь увеличить уровень стресса, который он и так испытывает, не умея выбраться из жизненной ловушки. И здесь есть работа для современного социолога, владеющего способами подачи информации. Как донести эту информацию, чтобы человека хотя бы не напугать. И дальше — а что сделать-то можно? Изменить жизнь очень тяжело. Изменить себя не менее сложно.
Могу конкретно сказать, что удалось сделать мне. Я ездил на машине на работу и тратил на это час двадцать. Сильно при этом уставал из-за нервотрёпок в пробках. Но внимательно присмотревшись, я понял, что мой маршрут чисто технически раскладывается на три части. Первый отрезок пути — это метро. Затем сажусь в такси и проезжаю небольшой кусочек (он и транспортом не загружен, и по деньгам для меня вполне приемлем). А последний отрезок иду пешком. Таким образом я сократил время в два раза. А расходы на транспорт где-то раз в пять. Так что некоторые вещи для себя решить всё же можно.
Но обычно человек убеждён, что проблема находится вне его. Ему трудно смириться с мыслью, что проблема как раз у него внутри. Кто угодно виноват: президент, мэр, начальник на работе, сосед по лестничной площадке. Только не он сам. А концепция здоровьесбережения начинается с того момента, когда человек понимает, что в этом вопросе он один.
Академик Андрей Лисица считает, что устройства, призванные помочь нам следить за своим здоровьем, могут появиться уже лет через пять. А вот на изменение сознания, скорее всего, потребуется значительно больше времени, усилий и средств. Пожалуй, не меньше, чем на расшифровку генома.
Галина ДМИТРИЕВА