Наимудрейший
«Пешеходов надо любить»
Ильф и Петров. «Двенадцать стульев»
— Только не делайте из меня сентиментального старца, — говорит профессор ПОЛЯКОВ. — У меня есть круг обязанностей: руководить хоздоговорной темой, руководить центром «Лёгкие металлы», читать лекции в университете и на заводах, руководить международным конгрессом «Цветные металлы и минералы», писать книгу и т.д.
Наш разговор по случаю его юбилея (80 лет!) идёт не по намеченному плану. Сначала Пётр Васильевич наливает чай, подаренный ему в Китае, угощает конфетами. Потом просто рассказывает о том, что его удивило, задело, обрадовало за последнее время. Мы знакомы не первый год — и какие-то сюжеты в наших разговорах присутствуют постоянно. Сегодня их три.
Институт человека
— Недавно один товарищ принёс мне свою книгу, и я её сейчас читаю. 4-е издание. Посвящена самодиагностике, самоисцелению и самопознанию человека.
Для меня многие из этих вещей — не новость, но всё равно это то, что мне интересно. Ещё когда моя дочь Ирина училась в 8-м классе, они с её друзьями провели такой эксперимент. Мальчишки уверяли, что смогут выдержать прикосновение раскалённым металлом. И вот они раскалили монету, один паренёк на неё смотрел, а потом повернулся, чтобы ему приложили эту монету к спине. А они приложили холодную. Но ожог у него всё равно появился. То есть подсознание всё же отправило команды всем другим органам, хотя физического воздействия и не было… Это потрясающе!
Или другая вещь, которая сегодня меня поражает, когда я смотрю на остервенение ИГИЛ. Само по себе удивительно то, что можно словом, апеллируя к духу, поднять человека — и он берёт в руки автомат и начинает стрелять, убивать, реализуя так какие-то свои представления о мире. Как это происходит, что им движет?
Если человека не понимать в его цельности — мир развиваться не будет. И в СФУ давно надо создавать Институт человека.
Генетическая любознательность
Мне настолько нравится учиться — невероятно. В институте в своё время, честно говоря, я сильно валял дурака. Мозги позволяли запоминать и сдавать экзамены, не прилагая усилий. Я лекции не писал, брал у кого-нибудь, читал. Ночь посидел — сдал. А сейчас оказывается, что каких-то знаний нет. И это при том, что преподаватели у нас были, как крокодилы: если не знаешь, ни за что не пропустят.
Сейчас я сам пытаюсь написать книгу. Никак она у меня не дописывается. Название «Жизнь и смерть алюминиевого электролизё ра». Я составил план на 24 главы, написал пока 8.
Если бы не металлургия — я стал бы философом. Вообще мне интересны две вещи: философия и физика. Они тесно связаны, ведь обе базируются на законах природы.
Я более или менее могу говорить на трёх языках: английском, немецком, французском. Выучить какой-то ещё — уже нереально, языки нужно учить раньше. А если бы можно было — я бы учил китайский. Или, может быть, хинди. Именно потому, что там культура познания человека складывалась многие тысячелетия. Ещё интересен Ближний Восток, старые культуры — шумеры, евреи. Там ведь родина христианства.
Любознательность, я считаю, обуславливается генетически. Некоторые люди сохраняют чувство детскости до самой старости. У меня есть знакомая, она пережила блокаду. Но до сих пор, куда бы я ни ехал, просит: возьми меня с собой.
Я бы занялся философией, физикой либо человековедением. Чем-то более космическим, чем металлургия. Но часто выбор пути зависит от случайности и каких-то посторонних соображений.
Когда я выбирал, куда поступать, дело во многом решило то, что на металлургическом была повышенная стипендия. А мне она была нужна — жить-то не на что. Потом важна была химия, потому что я её тогда любил. А до этого любил историю. А до этого русский язык. И математику. Я был невероятно всеядный. Но вот перед поступлением в институт стал любить химию. И так определился весь жизненный путь. Разумеется, я не жалею. Жалеть вообще бессмысленно. Надо смотреть вперёд. Оглядываться толку нет.
Воспитание чувств
Последнее время мне нравится ездить по России. Я настолько в России мало где был! В позапрошлом году мы ездили в Великий Устюг. Не сильно комфортабельный пароходик, по лестнице надо туда-сюда ходить… Но когда приезжаешь в какой-то маленький городок, приходишь на местный базарчик, и сидят там бабушки — со своими соленьями... Лично мне сердце начинает щемить — от того, что это было, есть и будет. Вообще, смешанное чувство возникает. В том числе сострадание. Но и то, что я принадлежу к этим людям, это моя семья… Россия воздействует на душу.
Недавно мы с одним американским исследователем архитектуры России были в Балабаново, где есть старинная церковь XVIII века, а оттуда пешком пошли в село Частоостровское, хотели поговорить со священником. И его матушка нам сказала удивительную вещь. Это пятая церковь, куда их переводили (были у них Надым, Большая Мурта и др.), и вот матушка сказала: я заметила, что даже животные подобрели, стали покладистее. И люди стали отзывчивее — по сравнению с тем, как было 5 лет назад, когда мы только приехали и начинали восстанавливать приход.
Всё-таки церковь, службы, колокольный звон, требы — они ведь не просто существуют. И из церкви человек выходит не таким, каким туда вошёл.
Валентина ЕФАНОВАА сегодня мы печатаем совет всем.
«Одна из важнейших для человека вещей — познание мира. Оно достигается пятой точкой (впрочем, не только). Так вот — её не нужно жалеть. Надо упираться. Но для этого обязательно создать образ радости, с радостью упираться. Это одно из моих любимых понятий — радостное страдание. Чем-то напоминает то, как Серафим Саровский тысячу ночей стоял на камне. Ты и страдаешь, и радуешься одновременно. Это надо воспитывать. Самовоспитываться. Создавать радость или её примысливать. И учителя искать — каждому.
И ещё нужна внутренняя независимость, детское отношение к миру (любознательность, уживчивость, чувство удивления перед многообразием бытия) и парадоксальное мышление».