АНДРЕЙ ЛЕОНИДОВИЧ ЗОРИН — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИВГУ РГГУ, профессор русской литературы Оксфордского университета, сын известного драматурга и прозаика Леонида Зорина. Специалист по истории русской литературы и общественной мысли конца XVIII — начала XIX века, преподавал в Гарварде, Стэнфорде и других университетах США. На факультете филологии и журналистики он прочел спецкурс из шести лекций, посвященных русскому дворянству как культурному явлению. На одной из лекций побывала наш корреспондент.

«Кодекс чести, мужские и женские нормы поведения, специфические институты дворянской жизни — дуэль, карточная игра, балы». Слушаешь на одном дыхании, открывая для себя когда-то уже прочитанную (но не так въедливо) классику. Образно, живо встают перед глазами знакомые картины из «Войны и мира», эпизод гибели Андрея Болконского (Лев Толстой писал удивительно сценарно). Замедленный крупный план: неужели это смерть? Почему костяк русского офицерства — дворяне — предпочитали «не кланяться пулям», когда врага не видно поблизости и реально было спастись? «Стоп кадр: что происходит? — ведет нас за собой профессор Зорин. — Абсолютное презрение к смерти для дворянина — важнее всего».

А задумывались ли мы, читая «Евгения Онегина», «Героя нашего времени», ту же «Войну и мир», о смысле такого «изобретения», как дуэль? Что такое, откуда взялась и зачем она? Поскольку А. Зорин в некотором смысле «международник» в теории литературы, то о дуэли повествует в сравнении, ведь это не русское изобретение, его завезли из Европы. Дуэль — признак, эмблема привилегированности. Дворяне свой конфликт не доверяли разрешить никому. Но если в Европе у дуэлянтов была масса шансов остаться в живых, то у русских дворян она предполагала смертельный исход в обязательном порядке. Русский дворянин искренне бы удивился, если бы ему предложили стреляться с 64 шагов, как в Европе. Онегин и Ленский, Печорин и Грушницкий… И столько произведений в русской литературе, где дуэли заканчивались чрезвычайно кроваво (исключение, пожалуй, «Отцы и дети»). В случае нарушения дуэльного кодекса в России могли между собой стреляться секунданты, чего в Европе тоже никогда не было. «Умом Россию не понять…».

Обычно в учебниках по литературе выстрел Лермонтова первым в воздух на дуэли с Мартыновым трактуется как признак миролюбия. Он, дескать, не хотел стреляться, а оппонент его убил. Зорин опровергает это утверждение: «Выстрел в воздух первым, до выстрела противника, это вообще страшное оскорбление, мол, я на тебя плевал и дела с тобой иметь не хочу». Стрельба мимо, кстати, тоже была тяжелым оскорблением. Вообще много странного и дикого в нашей истории... Как подметил Андрей Леонидович, поразительная особенность русской дуэли — фантастическая разница между степенью ее кровавости и уровнем оскорбления. Можно было стреляться из-за любых пустяков, даже когда не было серьезного конфликта. Вместе с тем дуэль воспринималась как признак цивилизованности. Так что русские дворяне убивали друг друга как цивилизованные люди...

А что значила для дворян карточная игра? Отчасти — все тот же отчаянный вызов судьбе, року. «Дуэль — поединок с судьбой, очищенный от военной рациональности, а карты — это поединок с судьбой, еще и очищенный от риска для жизни». Из учебника литературы знаем, что Пушкин был записан в полицейских книгах Петербурга как самый известный картежник. Во что играют в «Пиковой даме»?— вопрошает лектор, и аудитория в изумлении: действительно, во что? Везение в чистом виде: никакого интереса от процесса игры, рассчитывания ходов, комбинаций. Весь смысл в мелькании денег на столе. В иерархии долгов карточный — на первом месте, его нельзя не заплатить, в противном случае — самоубийство. «Однако трудно понять такой феномен, как шулерство, — признается Андрей Леонидович.— Казалось бы, тебя должны немедленно убить, если ты пытаешься схитрить, словчить. Когда в «Войне и мире» Николенька садится играть в карты с Долоховым, то знает, что партнер нечист на руку, тем не менее, шулер окружен необыкновенным романтическим ореолом. Почему? Почему этот человек не отторгается обществом? У меня самого объяснения этому нет. Может быть за игрой стоит дуэль? Ведь, если тебя поймают, стреляться придется неминуемо!»

И еще один любопытный, на мой взгляд, факт преподнес лектор. В европейской культуре никогда не было профессиональных литераторов-дворян. У нас — совсем другое дело, литературу начинают воспринимать, как источник доходов; тот же Карамзин живет на доходы от издания журнала. Сложный, двусмысленный, неопределенный статус дворян в русском обществе… Кто они — «голубая кровь», «рыцари без страха и упрека», а если говорить о дворянах-декабристах, то «страшно нервные и болезненные люди, опьяненные победой над Францией»? Победив Наполеона, продемонстрировав свою силу и независимость, они считали, что имеют право участвовать в управлении своей страной, однако во время декабристского бунта потерпели крах... Тем не менее, они пишут историю, гордятся собственной родовитостью, лелея чувство собственного достоинства, ощущение личной ценности.

Автор нескольких учебников по истории В.К. Зиборов с беспокойством пишет, что «генеалогия не занимала достойного места в русском обществе. Лишь незначительная часть населения Российского государства в лице дворянства интересовалась как историей своего рода, так и общими вопросами генеалогии. В наше время все это привело к полному незнанию истории своей фамилии и своего рода». Есть чему поучиться у русского дворянства, господа!

Вера КИРИЧЕНКО
Фото_Оксана ДАЙНЕКО