Дмитрий Мельников

Родился в 1967 году в Ташкенте. Окончил филологический факультет Ташкентского государственного университета. В 1994 году переехал в Москву. В своём ТГ-канале говорит о себе достаточно уверенно: «Меня всегда удивляло то обстоятельство, что на протяжении многих лет читали не мои стихи, а поделки Быкова или Полозковой. Сам Быков всегда увиливал от прямого разговора со мной, отлично понимая, что читателю достаточно меня услышать краем уха, и о нём забудут. Я свою часть работы выполнил — обеспечил Россию поэзией на многие годы вперёд». И в этом есть правда: стихотворение Мельникова «Напиши мне потом» уже читают в школах, его слова кладут на музыку.

***

Напиши мне потом, как живому, письмо,
но про счастье пиши, не про горе.
Напиши мне о том, что ты видишь в окно
бесконечное синее море,

что по морю по синему лодка плывет
серебристым уловом богата,
что над ним распростерся космический флот —
снежно-белая русская вата.

Я ломал это время руками, как сталь,
целовал его в черные губы,
напиши про любовь, не пиши про печаль,
напиши, что я взял Мариуполь.

Напиши — я тебя никому не отдам,
милый мой, мы увидимся вскоре.
Я не умер, я сплю, и к моим сапогам
подступает Азовское море.

31 марта 2022 года

***

Сорок лет войны пузырится пена,
деда учит внука стрелять с колена,
поднимает винтовку и бьет, прицелясь,
пуля попадает солдату в челюсть,
и он корчится в луже на черноземе.
Городской телефон оживает в доме:
«Здравствуйте, с вами говорит Моторолла,
президент наш выходит еще на татами?
Жаль я не могу подняться из гроба,
сорок лет лежу в этой яме с цветами,
знать бы, что да как у вас получилось!»
Дед кладет на рычаг горячую трубку:
«Это было взаправду или приснилось?» —
говорит стоящему рядом внуку.
Над донецкой степью пылают звезды,
дед и внук ползут в грязи по нейтралке,
и над ними, с воем врезаясь в воздух,
всё летят в обе стороны катафалки.

2016

***

Мне приснился сон — тень стоит у дома,
и как будто тень эта мне знакома,
до утра стоит у кривой калитки,
словно деда Глеба принес пожитки,
но войти не хочет, боится сына,
в голове — титановая пластина,
вышитый кисет, портсигар трофейный
и идет от деда душок елейный,
сладкий дух такой, как бывает в церкви,
и глаза у деда совсем померкли, —
он стоит в багровой рассветной славе,
он глядит на дом в ледяной оправе,
на знакомый двор, на кусты рябины,
просит передать дорогому сыну,
чтобы тот простил его ради Бога,
с горя пил он беленькой слишком много,
вот и умер, стало быть, от болезни,
дед мой умолкает и тонет в бездне,
но во тьме горят, предвещая Царство,
там, где время сходится и пространство,
в точке одиночества и тоски
дедовы медали, как огоньки.

2013

***

(К 9 мая)
Жизнь занятная штука, Настасья,
иногда посреди темноты
небеса замирают от счастья
и роняют на землю цветы.
И стоит, занесённый цветами,
словно снегом, наш утренний сад,
и жуки потрясают рогами,
и кроты защищают кротят.
Глубоко под корнями растений
есть в другую Вселенную лаз,
и оттуда являются тени
мужиков, что погибли за нас,
и стоят над твоим изголовьем,
и на лавках сидят во дворе,
и уходят назад по кротовьей
световой дальнобойной норе.

2017

Ольга Старушко

Родилась в 1964 г. в Севастополе. Окончила факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова. Публиковалась только в сети, а потом выиграла несколько поэтических слэмов и стала известна. У Ольги много стихов на «злобу дня» — на выступление русских школьников в бундестаге, на снос памятников Ленину, на шествие Бессмертного пола. В том числе прямо как специально к сегодняшнему дню — от имени Пушкина.

***

Лицейский друг, любезный Горчаков,
одной у нас коллегии мундиры.
Нам не водить в сражение полков.
Твой зримый путь — всё хлопоты о мире,
а мой — дуга, подобие петли:
от бессарабской степи до Кавказа.
Отчёты в пыль архивную легли,
они не для поэм, стихов и сказок.
Ещё и бритт с французом нам друзья,
ещё мы заодно тесним османа,
но полыхнёт нежданная резня,
и мне встречать арбу из Тегерана,
в которой Грибоедова везут.
Варшавской дверью напоследок хлопнув,
Мицкевич, призывающий грозу,
сам, труся, навостряется в Европу…
Гляди же, Горчаков: опять война
грозит России. И откуда — с тыла!
У недругов всё те же имена,
их ненависть нисколько не остыла.
И чья же сталь в истерзанных полях?
Британский и французский говор, шведский.
И малоросса понуждает лях
нацелиться на мой бульвар в Донецке.
Нет, не тиха украинская ночь.
И не нужны им, чьи уста кровавы —
ни Анна Керн, пленительная дочь
семейства Полторацких из Полтавы,
ни град Херсон, что строил Ганнибал.
Им — слышишь? — мира русского не надо.
Кому б ты думал тут кричат «ганьба!»,
когда идёт волна пушкинопада?
Когда поверх святынь, крестов, могил
вскипает и бушует пена злая,
нас чохом — всех — запишут во враги
Чернигов, Конотоп и Николаев.
О, я б клеймил мазепиных сынов.
И оттого я им первейший ворог
и потрясенье самых их основ:
я, Александр — как Невский и Суворов.
Не в бронзе дело вовсе, не в камнях.
Я — памятник себе. На сём довольно.
А речь, в которой столько от меня,
пусть льётся мощно, невозбранно, вольно,
и возвещая им: не мир, но меч! —
разит вероотступников и катов.
Тут не одним глаголом должно жечь,
идя к победе и верша расплату.
Но, именем моим вооружась,
пусть явит воин мужество и силу,
и принесёт, храня со мною связь,
возмездие клеветникам России.

Я ЗЕМЛЯ…

…Лес проснётся — и вот оно, лето.
Под свистки соловьиных команд
на поляне с лучами рассвета
одуванчик примерил скафандр,
рядом штурман за миг до полёта
проверяет готовность систем,
и дублёр их, ещё желторотый,
завтра тоже получит свой шлем.
И прощай, не держи их, опушка,
только солнце с утра припечёт.
Ключ на старт! Им из тени кукушка
начинает обратный отсчёт.
Что с того, что границы вселенной —
вон до этих берёз в аккурат?
Одолев притяженье, из плена
взмоет белоголовый отряд,
и в потоках звенящего зноя,
где снуют большегрузы-шмели,
поплывёт, чтобы длилось земное,
за пределы привычной земли:
там из них ни один ещё не был.
Открывают миры. И вослед
им люпины нацелились в небо
мириадами сизых ракет.
В их вселенной, для нас невеликой,
только так — наобум, наугад.
Я земля, говорит земляника,
да куда им!.. Не слышат. Летят.

***

Севастополь, мне снова ехать. Прости.
Ты вернулся. Вернусь и я.
Сколько можно на птичьих правах гостить
там, где родина и семья?
Там, где бухта кормит чаек с руки,
где командовал флотом Шмидт,
там, где намертво держат створ маяки —
лейкоцит и эритроцит,
там, где почву едва ножом поскобли —
ту, что вечно не досыта пьёт —
и проступит белая кость земли,
эта самая соль её...
И чем дальше ты, тем яснее цель:
сохранить всё то, что обрёл.
… А вагон уже, лязгнув, входит в тоннель.
Так патрон досылают в ствол.

20 марта 2014

Анна Долгарева, поэт и военный корреспондент одновременно

33 года. Потеряла двух возлюбленных за эти 8 лет: артиллериста и снайпера. Как пишет один из её друзей: «С войной — слилась, война жрёт её сердце. Теперь, говорит, любить никого не может, а я знаю, что любит. Солдат, офицеров. Ради них — в доску разобьется. На войне — пашет. Войну — знает. Со всех сторон. И с самых поганых — тоже. Аня — часть культуры настоящей, русской, в окоп к солдату прорывающейся. У неё на Донбассе сердце».

***

За холмом и рекой бахает, бацает.
И полно тут этих холмов и рек.
А в Луганске цветет акация
И у Ксю в коляске маленький человек.
И везёт она его, совсем новенького,
Меньше месяца как рождённого на свет,
А рядом идёт солдатик, и голова вровень его
С цветами — седыми, и он — сед.
Как брызги шампанские,
Акации соцветия.
Пацаны луганские
Двадцатилетние.
На разгрузке лямки,
На портрете рамка.
Где ваши мамки?
Я ваша мамка.
Как они уходят за реку Смородину,
За реку Донец, за мертвую воду,
За мертвую мою советскую родину,
За нашу и вашу свободу.
По воде и облакам, как по суше,
броне машут, несутся тряско.
А все же жизнь продолжается, правда, Ксюша?
И Ксюша катит коляску.

***

И приходят они из жёлтого невыносимого света,
Открывают тушёнку, стол застилают газетой,
Пьют они под свечами каштанов, под липами молодыми,
Говорят сегодня с живыми, ходят с живыми.
И у молодого зеленоглазого капитана
Голова седая, и падают листья каштана
На его красивые новенькие погоны,
На рукав его формы, новенькой да зелёной.
И давно ему так не пилось, и давно не пелось.
А от водки тепло, и расходится омертвелость,
Он сегодня на день вернулся с войны с друзьями,
Пусть сегодня будет тепло, и сыто, и пьяно.

И подсаживается к ним пацан, молодой, четвёртым,
и неуставные сапоги у него, и форма потёртая,
птицы поют на улице, ездят автомобили.
Говорит: «Возьмите к себе, меня тоже вчера убили».

***

Прилетает дождь слепой и солнечный косо нам.
Здесь, на юге, цветёт сирень, и яблони — розовым,
«Град» звучит, как морской гул.
Арта — как выбивание пыли.
Доживём ли, говорила, до мая. Почти дожили.
По апрелю бредут старики, лишённые крова.
Завтра будет май, а мы к нему не готовы.
Константиныч показывает простреленную штанину
И ещё, говорит, контузило, как прыгал с машины.
Кем ещё воевать, как не ими,
простреленными, подстреленными.
Скоро будет зеленка, это значит — в лесах зелено,
То есть, жечь бы костры, то есть, на деревянных мечах
Фехтовать, как в детстве, и прочего не замечать.
Ну а кем ещё воевать, как не ими, то есть, не нами,
Русскими мужиками, русскими пацанами,
Русским девчатам бабий поднимать вой:
Ряженый мой, суженый,
Вернись ко мне контуженный,
Да живой.

***

И злой казах, и враг его киргиз,
и улиц нерастаявшая слизь,
молчи, молчи, не сетуй на судьбу.
Но собирайся, встань, перекрестись,
отмой избу.
Отмой избу, как бабка и как мать,
чтобы не страшно было помирать,
не стыдно было чтоб перед людьми,
смени белье и застели кровать,
воды возьми.
Отмой избу, чтоб посветлело в ней,
чтоб стало как бы даже и теплей,
и жить хотелось, и сварить борща.
Отмой избу и стопочку налей,
лети, душа.
Как сотни баб задолго до тебя,
отмой избу, полы ее скребя,
и нынче будет не до скулежу.
Чего ты, внучка, что ты, я любя,
дай причешу.
И будет смерть, как раньше, как всегда,
придет война, слепая, как вода,
и все сметет, не слушая мольбу.
Но это позже, так что не беда:
отмой избу.

Борис БЕРГИН

Родился в Ростове-на-Дону в 1966 году. Родители - из известных на Дону казачьих родов. В Ростове окончил школу и физфак местного университета (ныне ЮФУ). Много лет жил на Донбассе, последние годы перед войной в Донецке. Писал тексты о положении русских на Украине, о русской культуре. Когда началась война на Донбассе, вернулся домой, в Ростов.

Пост

Прости мне, Господи, что я ушел с поста.
Я отступил, придумал, что устал.
Мне показалось — больше не могу.
Да что держать? — всё отдано врагу.

Куда ни глянешь — гарь да бурьяны,
и мира нет, ни мира, ни войны.
С тем, что я видел, Боже, не живут.
Зачем же Ты меня оставил тут?

Да, я не выдержал, я перестал смотреть —
и смерть вчера, и завтра тоже смерть.
Они убиты, слышишь ли, Господь?
И сколько жерновам твоим молоть?

Зачем стоять, зачем смотреть на свет —
в селе Весёлом целой хаты нет.
Да что могу я, Боже, средь руин,
ведь я один, на этом месте я один.

И я ушел, я в Твой не верю рай,
там вместо сердца у меня дыра.
И я забыл слова все, Отче наш,
и я не брат, и брату я не страж.

Прости, хотелось тишины глоток,
я низко пал, не устоял, не смог.

Так почему окликнул Ты меня:
«Вернись и встань туда, где ты стоял.»

Летать

Ты учишь меня летать — научи меня падать,
Соломку мне не стели — пусть упал-отжался.
Когда за спиной враги, за углом засада,
Учи меня забывать, что такое жалость.

Когда погиб командир и застава пала,
Когда устали считать, сколько там зарыто,
Ты учишь меня летать — ни много, ни мало,
Как будто бы в небе можно найти укрытье.

Открыты земля и небо до ада и рая,
Стоящим в степи до них одинаково близко,
Когда под шквальным огнем города сгорают
И падают навзничь разбитые обелиски.

Ты учишь меня летать — не учи терпенью,
Всегда побеждает тот, кто нетерпеливей,
Когда идёшь долиною смертной тени,
Как будто идёт над землею весенний ливень...

Ты учишь меня летать — я учусь влюбляться,
Я так не умел, пока всё внутри не выжгло...
Вот делаешь шаг и можно взлететь над плацем,
Войной и бедой, полем боя всё выше, выше.

29.05.2021

Анна РЕВЯКИНА

Родилась в Донецке в 1983 году. Окончила Донецкий национальный университет, факультет экономики (с отличием), а также факультет дополнительных профессий по специальности «Журналистика». Защитила кандидатскую диссертацию. С 2012 года — доцент кафедры «Международная экономика» ДНУ. Соавтор сборника поэзии «Час мужества. Гражданская поэзия Донбасса 2014-2015 годов», получившего в 2015 году специальный приз Национального конкурса «Книга года». Участница общественно-литературного проекта «Слово о Новороссии». В 2021 году на V Всероссийском национальном литературном фестивале «ЛИффТ-2021» удостоена золотой медали «Русский колокол» за силу духа слова как символ свободы русского слова в мире.

***

Что ни дом, то короб пустой,
что ни слово, то сух язык, —
эта боль посильней зубной.
Бог, как опытный ростовщик,
назначает такой процент,
не расплатишься до зимы.
После смерти не будет цен,
только свечечки зажжены.
Под ногами горит асфальт,
и не слышно колоколов,
в этом городе плавят сталь,
проливают свою же кровь.
А за городом светлячки
освещают победный путь,
я гляжу сквозь твои очки,
я желаю к слепцам примкнуть.
Что ни дом, то сплошная скорбь,
что ни голос, то вой сирен.
Этот город был слишком горд,
и теперь он пошёл в размен.
Бог торгуется, как банкир,
не уступит и двух монет.
Бог смеётся, что Божий мир
утверждает, что Бога нет.
Его смех — канонада дня,
город плотно берут в кольцо.
В этот город пришла война,
я боюсь ей смотреть в лицо.
Реквием

Как уходят герои? Молча.
Растеряв все рефлексы волчьи.
Вместо слёз для них море горечи,
вместо роз для них залп тройной

холостыми, и серый в штатском
что-то скажет нам о солдатской,
о судьбе двух народов братских,
пофлиртует с седой вдовой.

А над кладбищем, там, где дымка,
реют ангелы-невидимки,
их не видно на фотоснимках,
но ты слышишь шуршанье крыл.

Это ветер в густых берёзах
прячет наши с тобою слёзы.
Наша жизнь — череда наркозов
да пролитых на лист чернил.

Развяжи мои губы словом,
я парю над изрытым полем,
я привык, что тобою болен,
я привык уже умирать.

Я лечу, и мне светят звёзды,
и рябины алеют гроздья,
и вся жизнь теперь то, что поздно,
то, что вряд ли воротишь вспять.

***

Я люблю этот город —
обетованную степь,
на лице его порох,
он видел воочию смерть.
Он безумен, как шляпник,
разливший нечаянно ртуть.
Этот город внезапен,
но мне не в чем его упрекнуть.
Он стоит на границе —
силы света и силы тьмы.
Он немножечко рыцарь,
его горы — всего-то холмы.
Его вены, усталые вены —
потемневший асфальт дорог.
Его все обвиняют в измене,
сочиняют ему некролог.
Я люблю его, как ребёнка,
не болеет ли, не озяб?
Как же тонко в нём всё, так тонко,
но об этом сейчас нельзя.
Впрочем, в тонкости тоже сила,
тоже правда и благодать.
Я заранье его простила,
если будет за что прощать.

***

Кто читает все эти чёртовы сводки?
Налей мне водки, промой мои раны,
мы с тобой в подвале сидим,
Как в подводной лодке,
имени русой Марии, имени плачущей Анны.
Наша лампа-лампочка, наша маленькая лампада,
жёлтая, жуткая, внутриматочная спираль мира.
Не гляди на меня, Мария, я боюсь твоего взгляда,
помолчим, Мария, здесь каждое слово — гиря.
Наш подвал укромен, четыре стены и стулья,
а ещё эти полки с помидорами-огурцами.
Нас подвал уменьшает, съёживает, сутулит,
мы становимся даже не сёстрами — близнецами.
А на завтра сводки, от которых мне сводит душу,
а на завтра снова учиться ходить по краю.
Мы идём по улице — два морячка по суше,
мы с тобою ещё ни разу не умирали.

***

Не предам никого из моих ненаглядных.
Я твоя страна, стою в платье нарядном,
в траурном платье иссиня-чёрном.
Мой первый муж был шахтёром.
Погиб. Придавило коржом.
Говорю о нём, только как о живом.
Мой второй был металлургом,
называл меня строго: «Моя супруга!»
Тоже погиб: случайно, нелепо, быстро.
Огня не боялся, боялся искры.
Мой третий был ополченцем.
Камуфло, тельник, берцы.
Тоже погиб. Под Ясиноватой.
Погиб вместе с единокровным братом.
И теперь я трижды вдова, твоя страна,
и вся жизнь впереди. Длинна.
Я одна-одинёшенька, нянчу Сашкá и Сáшку,
оба носятся по двору в тельняшках,
целятся друг в друга косточками абрикосовыми
малороссы-великороссы мои, дубинушки
стоеросовые.