Доцент кафедры журналистики и литературоведения Владимир Кириллович ВАСИЛЬЕВ подошёл к делу всерьёз. Он просто не может смириться с тем, что представление о великом произведении Гоголя, которое мы выносим из школы, не имеет никакого отношения к смыслам, заложенным в поэме.

Преподавателю университета проблему «Мёртвых душ» приходится решать сугубо практически. Во главе угла всегда анализ, попытка проникнуть в смыслы одного из самых таинственных произведений мировой литературы, а вместе с этим... разгадать и внутреннюю природу его создателя.

В.П. Астафьев написал замечательную, во многом знаковую статью к 180-летию со дня рождения нашего великого соплеменника. Она называется просто — «О Гоголе». Астафьевское слово и сегодня не утратило свою актуальность, потому я к нему и обращаюсь. Виктор Петрович боготворил автора «Мёртвых душ», как и саму книгу. Писал он в момент, когда «стало можно». И отвесил хорошую оплеуху В.Г. Белинскому и «поверхностно грамотным», «суетным», но «самоуверенным» учителям, выучившим «по Белинскому» не одно поколение читателей. Подобные учителя и сегодня никуда не делись. В том числе и обременённые большими академическими званиями. Говорю это, потому что сам отношусь к данному сословию и понимаю, что оплеухи этой мы вполне достойны. Оплеухи достойна вся система подготовки учителей и учеников — давно уже не понять, кем и как управляемая и отлично отрегулированная на отставание. В области преподавания литературы — дисциплины, определяющей национальную идентичность (!), — уж несомненно.

В 1988 году Астафьев писал, что Гоголь не прочитан. Таков итог полуторавекового (!) нашего старания постичь его творение. А чтобы постичь, «надо, совершенствуясь духовно, научиться читать и мыслить заново»! Выступая в роли художника-публициста, Астафьев сформулировал методологический тезис, т.е. такой, который невозможно игнорировать. Если мы как читатели не совпадаем ментально, регистрами интеллекта и духа с классическими текстами и их авторами, то… ничего страшного. Просто понять, тем более кого-то толком научить нам не удастся.

На дворе 2022-й год. 180 лет прошло уже не со дня рождения Гоголя, а со дня выхода поэмы. За три постсоветских десятилетия изучение жизни и творчества писателя весьма мощно продвинулось вперёд. Сегодня мы можем узнать совершенно другого Гоголя.

Попытаюсь поделиться знаниями о поэме и её авторе.

Мем из Интернета

Начинается всё с того, что мы, школьники, первый раз читаем «Мёртвые души» и… ничего не можем понять. Тоска зелёная! Обращение к учебному материалу (по обязанности) мало что растолковывает. Для многих дело кончается тем, что книга откладывается и забывается... навсегда. Так и оставшись в наших головах едва ли не скукой и нелепостью. Помню, что в школе нам рассказывали про Гоголя — обличителя помещиков и чиновников, написавшего сатиру на проклятое царское прошлое. Чичиков, кстати, не был предметом разбора. Он как-то сумел ускользнуть… Впрочем, как и все чичиковы.

Сколько сюжетов под названием «мёртвые души» было до Гоголя?

Первым «автором» и «героем», создавшим сюжет под названием «мёртвые души», был… Пётр I. В 1718 г. царь издал указ о замене подворной подати на подушную. Не хватало денег на реформы и на войну. Брали с крестьянского двора, теперь стали брать с «души» (термин чисто юридический). Для этого переписывали все души мужского пола (налогом облагались именно они) — от младенца до старика. До очередной переписи не доживало множество душ, но на бумаге они числились живыми, и налог с них… продолжали брать. Собственно, Пётр I встал в позицию человека, который получает деньги с мёртвых. (Ровно в этой позиции находится и Чичиков.) В старообрядческом сочинении «Отвещание христиан, егда вопроси ми быша пред Синатом» данная явно мистическая позиция была оценена как «уловление душ» Петром-антихристом. Это уже второй, письменный, вариант на тему «мёртвых душ».

Мы не знаем, какие конкретные истории аферистов, наживающихся на мёртвых душах, обсуждали Пушкин и Гоголь, но именно из этого обсуждения и родилась поэма. Таким образом, мы сталкиваемся со сходными ситуациями: царь-реформатор совершил поступок, породивший письменный отклик, который с позиции православных мужиков и баб расценен как дело богопротивное. Пушкин и Гоголь опять же обсуждают реальные происшествия, а в итоге рождается гениальное сочинение — четвёртая по счёту версия на тему. И тут уж точно невозможно согласиться с Астафьевым в том, что «Мёртвые души» — книга, «ни от кого и ни отчего не зависящая».

Кто и куда приехал? Гоголь перестроил хронологическую последовательность жизнеописания Чичикова. Он начинает не с истории родителей, не с рождения, а с приезда героя, находящегося уже в средних летах, в губернский город NN (читай, в Россию). Автор стремится с самого начала воплотить стратегию тайны, заинтриговать читателя. Мы не очень понимаем, кто, куда и зачем приехал. В первом эпизоде мы видим бричку, в которой сидит не понять кто: «не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». Далее слышим разговор двух мужиков о колесе, которое доедет в Москву, но не доедет в Казань. Потом видим вроде бы молодого человека, но на самом деле лишь его отсутствие — перед нами тряпьё: панталоны, фрак, картуз и булавка. В довершение появляется половой, вертлявый «до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо». Все четыре начальных фрагмента говорят об одном: об отсутствии — лица, образа, смысла. О пустоте! Таковы будут и все остальные герои, двойники Чичикова. Например, тот же добряк-губернатор, который умеет... вышивать кошельки и по тюлю. Вероятно, за это он и награждён государственным орденом. (Сколько у нас было и есть подобных губернаторов?)

В трактире Чичиков заставил слугу «рассказывать всякий вздор». Но (!) «впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, словом — не пропустил ни одного значительного чиновника; но ещё с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках, сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живёт от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии, повальных горячек, убийственных каких-нибудь лихорадок, оспы и тому подобного, и всё так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более чем одно простое любопытство».

Я не зря выдели курсивом то, что, как показывает практика, чаще всего не замечается читателем. Кто приехал и зачем? Приехал некто, имеющий в голове коммерческий план. Разумеется, преступный и тайный. Для его осуществления ему нужно завязать знакомства с чиновниками губернского города и владельцами душ, помещиками. (Кто же не знает, что в России связи с первыми лицами решают все вопросы?) Приехал человек, пронизанный своеобразной некрофилией — любовью к смерти, жаждой её. Ему надо, чтобы в губернии было как можно больше убийственных событий. Смерть и нажива от её плодов — единственное, что вызывает в Чичикове предельно сильные чувства. Приступая к делу, он вдохновлен тем, что «время удобное: недавно была эпидемия, народу вымерло, славу богу, не мало». Услышав от Манилова, что купчую тот берёт на себя, степенный Павел Иванович «чуть не произвёл даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости. Он поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая подушку». Услышав от Собакевича о существовании Плюшкина, у которого люди мрут как мухи, Чичиков чувствует «небольшое сердечное биение». Он едва скрывает радость, услышав от самого Плюшкина, что горячка выморила у него «со дня подачи последней ревизии» до ста двадцати душ. Веселие от смерти, от её обилия, от неустройства жизни охватывает Павла Ивановича после выгодной сделки. «Герой наш <...> был в самом весёлом расположении духа. Такое неожиданное приобретение было сущий подарок. В самом деле, что ни говори, не только одни мёртвые души, но ещё и беглые, и всего двести с лишком человек! Конечно, ещё подъезжая к деревне Плюшкина, он уже предчувствовал, что будет кое-какая нажива, но такой прибыточной никак не ожидал». Радость приобретателя так велика, что приводит его в несвойственное ему состояние — он заиграл и запел. «Всю дорогу он был весел необыкновенно, посвистывал, наигрывал губами, приставивши ко рту кулак, как будто играл на трубе, и наконец затянул какую-то песню, до такой степени необыкновенную, что сам Селифан слушал, слушал и потом, покачав слегка головой, сказал: “Вишь ты, как барин поёт!”».

Гоголь признавался, что «закругление характера» героя для него связано с собираньем «вокруг его всего тряпья до малейшей булавки». В этом отношении показателен костюм Чичикова. Собираясь на вечеринку к губернатору, а затем в гости к Манилову, Павел Иванович облачается во фрак «брусничного цвета с искрой». В этом же фраке он празднует с чиновниками свои приобретения. Автор подчеркивает особость одеяния героя: такого сукна «не носила вся губерния». В сохранившихся отрывках из второго тома мы находим дополнительные весьма интересные детали. Чичиков выбирает в лавке сукно «наваринского дыму с пламенем». Эта деталь повторяется около двух десятков раз! Автор усиленно старается донести до читателя какой-то очень важный смысл. И не понять его невозможно. Чичиков — демон, облачённый в костюм из искр, пламени и дыма!

Если рассмотреть жизнь героя, «чиновника средней руки», в хронологическом порядке, то мы увидим, что впервые в костюм представителя ада он облачился в совершенно определённый момент. Павел Иванович участвовал в комиссии по строительству Храма Христа Спасителя. По начальному проекту Храм в ознаменование победы над Наполеоном и в память об убиенных воинах, святых-мучениках, не был построен, члены комиссии проворовались. Чичиков украл «под триста тысяч», построил трёхэтажный дом. Какой удивительный, небывалый сюжет...

Так кто же въезжает в г. NN в начале поэмы? «Чёрт, а не человек», антихрист. Именно противником Бога он предстаёт во втором томе в глазах раскольников / старообрядцев: «народился антихрист, который и мёртвым не даёт покоя, скупая какие-то мёртвые души». Что называется, сравни с прочтением фигуры Петра I старообрядцами. Въезжает Чичиков, «не производя никакого шума», незаметно в царство мёртвых, в ад и ведёт свои дела с такими же мертвецами, как и он.

А.С. Пушкину, М.Ю. Лермонтову, Н.В. Гоголю выпало жить в эпоху глобального духовного слома. Надломилось во времена Петра Великого и далеко не без его усилий. Рухнуло же через столетие. Ф.М. Достоевский определит суть катастрофы появлением «человека русского большинства», для которого «нет ничего святого».

Гоголь упредил Достоевского. Он открывает мир, где ради комфорта и наживы любым путем уничтожается Храм. После этого «ментального события» Россия открыта всем ветрам и катастрофам. 5 декабря 1931 года Храм Христа Спасителя будет взорван. Проект Чичикова воплотился в реальности. Для этого понадобилось ещё одно столетие, столетие всеобщего омертвления.

«Мёртвые души» разомкнуты в живую жизнь, сопряжены с духовным миром читателя. Автор предупреждал, что его комедию «Ревизор» нельзя воспринимать без применения к себе. Это равно относится и к его поэме. Гоголь задавал «тяжёлый запрос», обращённый внутрь души каждого из нас: «А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?»

Дух ваш мертв, глаза ваши пусты и дела ваши — дела лжи и смерти. Вот, собственно, тот смысл, который мы можем сегодня извлечь из гоголевской поэмы. Он обращен к потомкам, т.е. к нам. История его подтвердила.

«Будьте не мёртвые, а живые души» — это тоже к нам. Мы знаем, что Гоголь, отвергнув своих героев, избрал именно этот путь.

А читателю хочется сказать, что разгадка всех тайн поэмы содержится в самой поэме. Прочитайте, великую книгу, помня о запросе автора.

В.К. ВАСИЛЬЕВ, доцент кафедры журналистики и литературоведения ИФиЯК