— Известно, что японцы живут в сейсмоактивной зоне. Как случилось, что токийские небоскрёбы выдержали мощное землетрясение, а электростанция дала брешь?

— Этот вопрос мы должны задать конструкторам АЭС. Небоскрёбы в Токио построены на плавающем фундаменте, который обеспечивает зданию устойчивость на момент сейсмической активности. Электростанция же была возведена 40 лет назад, и при строительстве фундаментную защиту от землетрясений почему-то не предусмотрели. Вообще, этот американский проект одноконтурной станции, — можно сказать, каменный век. Я был поражён, что в высокотехнологичной Японии до сих пор работали такие станции.

— С одной стороны, идут сообщения, что радиация в районе катастрофы превышает допустимые дозы в 400 раз, в тысячу раз… С другой стороны — что это не слишком страшно не только для близлежащих стран, но даже для населения самой Японии. Как это логически увязать?

— Реакторы на японской АЭС не разрушены, а значит, нет смысла говорить о какой-то масштабной утечке радиации. Сейчас осколки радиоактивных веществ выходят вместе с паром в атмосферу. Естественно, эти вещества переносятся ветром на ближайшие районы, поэтому японские власти уже в день аварии начали выдавать жителям йодные таблетки для защиты от облучения йодом-131, проникающим, как и обычный йод, в щитовидную железу.

Количество выбросов на сегодняшний день для России не представляет никакой опасности. Для сравнения: во время аварии на Чернобыльской АЭС в атмосферу попало девять тонн радиоактивного вещества. Заражённое облако обошло весь земной шар.

— Кстати, чем принципиально отличается авария в Чернобыле от аварии в Японии?

— Чернобыльская катастрофа полностью «рукотворная». Там что произошло? На четвёртом реакторе планировались испытания, и для этого начали снижать мощность реактора, чтобы его остановить. Но поскольку дело было накануне выходных, из Киева позвонили и говорят: «Да вы что, люди на дачи собираются, варят-жарят, а вы энергию нам недодаёте». И мощность реактора вновь стали наращивать, что по регламенту категорически запрещено (если уж начал останавливать — останавливай). Потом опять стали опускать, а затем поднимать — и в результате утратили контроль за происходящими в реакторе процессами. Произошёл перегрев реактора, стали лопаться трубы, образовался пар… Но самое страшное — начался радиолиз воды, то есть разделение на водород и кислород. Образовалось 5 тыс. кубометров водорода, что привело к мощнейшему химическому взрыву. Взрывом подняло вверх многотонную бетонную плиту, защищающую реакторный зал. А когда она упала торчком, то попала в реактор и разрушила его. Возник пожар. И здесь мы уже видим массовый героизм людей, пытающихся всё это ликвидировать: при огромном уровне радиации пожарные не ушли, пока не потушили огонь на крыше машинного зала и внутри него. Потом в течение месяца 28 человек из них умерли от переоблучения...

— Но водород в Японии тоже сейчас взрывается…

— Пока будет вода, и пар будет образовываться, и взрывы будут. Видите, у этого две стороны: нет воды — реактор не охлаждается, то есть неминуемо расплавится. Но зато если вода уйдёт — не будет водорода… Подводя воду, японцы пытались спасти станцию. Хотя ясно, что они её уже не восстановят. Но здесь как со смертельно больным человеком — уже понимаешь, что ничем не поможешь, и всё равно что-то пытаешься делать.

— А мог быть ядерный взрыв?

— Это в принципе невозможно на атомных станциях. Для ядерного взрыва концентрация делящихся изотопов урана должна быть значительно выше. На атомных станциях она — 3%. В бомбах — 99%. Чувствуете разницу? Не говоря о других необходимых для взрыва условиях: наличии критической массы урана, нейтронного источника, который начнёт процесс деления урана («запала») и др.

— Какой худший вариант развития событий — к чему он может привести?

— Всё худшее уже случилось. И трудно что-то предсказать — японцы, что называется, «темнят», не дают точных сведений. Известно, что японское правительство пригласило специалистов из МАГАТЭ, а также из Института атомной энергии имени И.В. Курчатова, которые принимали участие в ликвидации чернобыльской аварии. Более квалифицированных специалистов в мире просто нет. Россия сейчас находится на передовых позициях в атомной энергетике: по нашим проектам строят атомные станции в Китае и Индии, достигнуты соглашения о строительстве АЭС в Турции и Белоруссии. Сегодня аналогов этим станциям нет: контроль безо­пасности там осуществляется автоматически в любых условиях — даже при отсутствии электричества срабатывает пассивная система безопасности.

— Каждый раз при авариях на АЭС (а они были и в Америке, и в Англии) над атомной энергетикой повисает вопрос — может, человечеству вообще отказаться от технологий, имеющих такой смертоносный потенциал?..

— Энергия, получаемая при делении ядер, в 50 млн раз превышает энергию горения органического топлива той же массы, а потому человечество вряд ли откажется от использования столь мощного источника электропитания. Вопрос сводится к безопасности. Например, в США и Европе, помимо технических систем контроля над состоянием АЭС, строят железобетонные колпаки над реакторами. Толщина стенок такой «шапки» составляет 1 метр; если радиация и вырывается из реактора, колпак ей не преодолеть. Стоимость подобной защитной оболочки не превышает 150 млн долларов, в то время как ликвидация аварии в Чернобыле потребовала около 150 млрд долларов. Вывод очевиден: скупой платит в 1000 раз дороже.

— Скажите, а студенты следят за всеми этими событиями, задают вопросы?

— Конечно, лекцию мне чуть не сорвали, обсуждая эту ситуацию. Но ежегодно в конце апреля я об этом сам студентам рассказываю. Тем более в этом году — 25 лет Чернобыльской аварии.