Наш собеседник — Юлия ПЫЖЕВА, канд. экон. наук, ведущий научный сотрудник лаборатории экономики климатических изменений и экологического развития, доцент кафедры социально-экономического планирования.

— Юлия Ивановна, что сегодня в экономике понимается под устойчивым развитием?

— Это экономическое развитие, учитывающее экологические и социальные последствия. В научном сообществе достигнут консенсус в отношении дефицита возможностей окружающей среды и важности изучения экономической системы как части большей нерастущей системы. Если исходить из того, что человек вторгается в нерастущую экосистему, увеличение масштаба экономической деятельности будет сопровождаться как выгодами, так и издержками.

Первые определяются ростом доходов и благосостояния населения. Вторые возникают из-за того, что экономика поддерживается потоком ресурсов из окружающей среды и возвращает в неё отходы производства и потребления, а рост масштабов производства может вызывать негативные социальные последствия для общества. В целом цели устойчивого развития, провозглашённые ООН, направлены на преодоление проблем, вызванных бесконтрольным ростом мировой экономической системы.

— В своей работе вы говорите о том, что экономический рост не является абсолютным благом для общества, как считалось ранее…

— Да, экономический рост, предполагающий рост масштабов экономики, имеет не только выгоды, но и существенные издержки. При попытке оценить и сопоставить их есть большая вероятность прийти к неутешительным выводам, что издержки экономического роста превышают выгоды от него. В этой связи теряют актуальность подходы к оценке развития экономики как замкнутой системы (наиболее известный индикатор — ВВП). Важно сформировать новый подход к оценке экономического развития, основанный на совместном рассмотрении экономики и окружающей среды.

— Насколько в российском законодательстве учитываются и экономические, и экологические цели?

— В РФ существует несогласованность между документами стратегического планирования социально-экономического развития и экологической политикой. Федеральное законодательство лишь декларирует реализацию принципов устойчивого развития, но при регионализации конкретных мер происходит рассеивание целей и смыслов экологической политики. В методических рекомендациях по разработке стратегий социально-экономического развития регионов экологический блок не является обязательным.

— Ваше исследование рассматривает устойчивость развития на примере регионов и моногородов Сибири и Дальнего Востока. Насколько эти территории показательны?

— Процесс управления устойчивым развитием носит выраженный территориальный характер, поскольку экологический ущерб, вызванный хозяйственной деятельностью, проявляется прежде всего на конкретной территории. В этом смысле политика устойчивого развития может быть описана известным лозунгом: «Думай глобально, действуй локально».

Регионы Сибири и Дальнего Востока интересны для рассмотрения показателей устойчивости развития, поскольку вносят существенный вклад в ВВП России с точки зрения промышленного производства, при этом испытывают максимальные негативные последствия интенсивного промышленного освоения в виде истощения природы и критического загрязнения воздуха в некоторых крупных городах.

— Источников информации и инструментов для оценки экологического ущерба пока не так много. Какие есть государственные системы мониторинга разных видов экологического ущерба?

— В данный момент реализована интерактивная система мониторинга загрязнения окружающей среды в Челябинской области и в Камчатском крае. В июне 2023 года подобная система запущена для Красноярского края. Информация о промышленных выбросах крупных предприятий Красноярска теперь доступна на специальной интерактивной карте, разработанной региональным центром мониторинга качества окружающей среды. Появилась новая возможность в режиме онлайн наблюдать за концентрациями загрязняющих веществ в крупных городах края: Красноярске, Ачинске, Зеленогорске, Канске, Сосновоборске, Минусинске, Лесосибирске. Всё это стало возможным благодаря реализации национального проекта «Экология».

Также существует проект создания комплексной системы мониторинга качества окружающей среды, которая должна охватить 250 городов России в 2024 году. В системе будут агрегированы результаты государственного мониторинга атмосферного воздуха, водных объектов, земли, животного мира, радиационной обстановки, воспроизводства лесов и других видов государственного экологического мониторинга.

— Почему важно рассматривать не только регионы в целом, но и отдельные муниципальные образования?

— Экологический ущерб всегда привязан к конкретному предприятию-недропользователю. Расчёты по муниципальным образованиям позволяют выявить объекты (или отрасли), требующие более пристального внимания региональных органов власти, а также проследить эффекты от реализации компаниями экологических или природоохранных проектов.

Кроме того, изучение устойчивости именно моногородов может быть крайне полезным для понимания проблем развития страны в целом, поскольку узкая специализация экономической деятельности моногородов является не только серьёзным барьером на пути к развитию данных территорий, но и подсвечивает проблемы, которые могут возникнуть в России, если эти проблемы не решать.

Одним из результатов нашей работы стал вывод о том, что необходим пересмотр существующей классификации моногородов. Официальная классификация не отражает особенности моногородов и не позволяет оказывать им адресную и эффективную поддержку.

Нами была впервые сформирована база данных по более чем 100 градообразующим предприятиям моногородов Сибири и Дальнего Востока, и на основе расчётов предложена одна из возможных альтернативных классификаций, учитывающая отраслевую принадлежность и уровень устойчивости каждого моногорода.

Но её буквальное применение при осуществлении государственной политики следует проводить с неменьшей осторожностью. Проблемы моногородов гораздо глубже, сложнее и многообразнее. Необходимо инвестировать в мониторинг ситуации в каждом из моногородов и только после этого принимать окончательные решения.